✔ Дарон Аджемоглу — бесполезный «гуру» для экономики Армении: мнение - «США»
Taylor 17-05-2018, 11:00 193 Мир / США
ПОХОЖИЕ
В сообщении о телефонном разговоре с Аджемоглу, который уже заявил, что готов содействовать Армении в вопросах «восстановления и развития экономики», Пашинян аттестовал его как «всемирно известного экономиста». С точки зрения коллекции академических регалий, это в самом деле так. 50-летний Дарон Аджемоглу, выходец из семьи турецких армян, не раз включался в различные престижные рейтинги ведущих мировых экономистов. На протяжении последних 25 лет он работает в Массачусетском технологическом институте и является одним из самых высокооплачиваемых профессоров этого вуза. Однако даже короткое знакомство с его идеями вызываем немалые сомнения в их оригинальности, не говоря уже об эффективности.
Название самой известной книги Аджемоглу, написанной им в соавторстве с гарвардским экономистом Джеймсом Робертсоном — «Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты», — отсылает к другому интеллектуальному бестселлеру, книге известного норвежского экономиста Эрика Райнерта «Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными». Но если Райнерт, ученый, далекий от экономической ортодоксии, напрямую связывает богатство той или иной страны с уровнем ее индустриального развития, советуя странам догоняющего развития проводить активную промышленную политику и остерегаться соблазнов свободной торговли, то Аджемоглу предлагает совершенно иные решения для вопроса, на который экономисты пытаются дать ответ еще со времен Адама Смита.
В основе доктрины Аджемоглу и Робертсона лежит различие между так называемыми инклюзивными и экстрактивными экономическими институтами. В качестве образцов первого типа авторы приводят институты, существующие в США или Южной Корее: «Они разрешают и, более того, стимулируют участие больших групп населения в экономической активности, а это позволяет наилучшим образом использовать их таланты и навыки, при этом оставляя право выбора — где именно работать и что именно покупать — за каждым отдельным человеком. Частью инклюзивных институтов обязательно являются защищенные права частной собственности, беспристрастная система правосудия и равные возможности для участия всех граждан в экономической активности; эти институты должны также обеспечивать свободный вход на рынок для новых компаний и свободный выбор профессии и карьеры для всех граждан». Словом, инклюзивные институты способствуют экономическому росту, повышению производительности труда и процветанию.
Как вы уже наверняка догадались, экстрактивные институты являют собой нечто полярно противоположное — они направлены на то, чтобы «выжать максимальный доход из эксплуатации одной части общества и направить его на обогащение другой части». Характерные примеры таковых, по Аджемоглу и Робертсону, — это Северная Корея и Латинская Америка, страны Африки и т. д. Соответственно, главная идея их книги заключается в том, что «экономический рост и процветание приходят вместе с инклюзивными политическими и экономическими институтами, тогда как экстрактивные институты ведут к стагнации и нищете». Правда, имея перед глазами столь очевидно исключение из теории, как Китай, авторы не отрицают, что рост экономики возможен и при экстрактивных институтах, а сами они не одинаковы.
Часто говорят, что хорошая теория — та, суть которой может уместиться на одной странице. С этой точки зрения, теория Аджемоглу и Робертсона не просто хороша — превосходна: с ее помощью судить о перспективах экономики любой страны сможет не то что первокурсник экономфака провинциального вуза — любой школьник. Другое дело, что всякая доктрина, претендующая на роль «теории всего» или очередного всепобеждающего учения, сводит многообразие мира к догматической схеме, которая, в конечном итоге, неизбежно разбивается о сложность реальной жизни. Все это мы уже проходили вместе с «реформаторами» начала 1990-х годов — и далеко не случайно, что предисловие к русскому изданию книги Аджемоглу и Робертсона написал не кто иной, как Анатолий Чубайс. Для отечественных неолибералов пресловутые институты являются таким же символом веры, как в предыдущей версии всепобеждающего учения постулаты марксизма-ленинизма, и нет ничего удивительного в том, что место одной «теории всего» в их догматическом сознании моментально заняла другая, причем куда менее оригинальная.
Теория инклюзивных и эксктрактивных институтов, мягко говоря, не нова. Она живо напоминает о штудиях тех ортодоксальных американских социологов и экономистов, которые сразу после Второй мировой войны пытались изобретать универсальные рецепты модернизации для стран с «традиционной» экономикой, на полном серьезе делая расчеты, на сколько лет они отстали от развитых стран, какие этапы им придется преодолеть на этом нелегком пути и т. д. На практике же большинство этих рецептов вело лишь к большему отставанию тех стран, на которых они применялись, что позволило американскому социологу Иммануилу Валлерстайну еще в начале 1970-х годов заявить: «Теории модернизации: покойтесь с миром». Однако это не помешало им возродиться в новом, неоинституциональном обличье уже после распада СССР и соцлагеря и занять респектабельное место в академическом мейнстриме. Кстати, автор нашумевшей, но совершенно несостоятельной теории «конца истории» Френсис Фукуяма считает Аджемоглу и Робертсона «ведущими мировыми экспертами по развитию», что, опять же, напоминает об истоках их версии институционализма.
По сути дела, рассуждения Аджемоглу и Робертсона о двух типах институтов являются изводом другой популярной ходульной теории — о «свободном» (то есть западном) мире и всех остальных странах, которые только стремятся в этот мир попасть, или the West and the Rest, Запад и все остальные. На поверку же такой подход до неприличия напоминает знакомую отечественную формулировку «За все хорошее и против всего плохого». В самом деле, много ли найдется цивилизованных людей в здравом уме, которые открытым текстом скажут, что они против защиты частной собственности, беспристрастной системы правосудия и равных экономических возможностей для граждан? Дьявол же, как обычно, кроется в деталях.
Вряд ли стоит дальше углубляться в анализ книги Аджемоглу и Робертсона, тем более рецензий на нее написано достаточно и найти их в интернете особого труда не составит. Гораздо интереснее обратиться к тем произведениям Дарона Аджемоглу, которые пока не опубликованы на русском языке — например, к его статьям об экономиках постсоветского пространства. Они дают весьма наглядное представление о том, как выдающийся экономист-институционалист владеет эмпирией, она же матчасть.
Вот для примера статья, написанная Аджемоглу в марте 2014 года по горячим следам украинского евромайдана. Украину он, разумеется, однозначно зачисляет в число постсоветских экономик с экстрактивными институтами — в отличие от Польши, Чехии, Словакии, Эстонии, Латвии и Литвы, которые «открыли свои политические системы, модернизировали свою экономику и добились быстрого роста в течение последних двух десятилетий» (сопоставимые с Украиной процессы эмиграции в страны Евросоюза при этом в расчет, естественно, не принимаются). Оранжевая революция 2004 года, пишет далее Аджемоглу, «обещала вступление в более активное общество, но новые лидеры оказались такими же коррумпированными и корыстными, как те, которые они свергли. С последними протестами украинский народ в очередной раз попытался преодолеть коррумпированную элиту».
Лучшим выходом для Украины образца начала 2014 года, по мнению Аджемоглу, было бы «как можно скорее попрощаться со своим прошлым. Она должна отойти от России, политически и экономически, даже если это означает прекращение субсидий на природный газ, которые Россия использовала, чтобы сохранить Украину в позиции государства-клиента». Собственно, все последующие события и стали проверкой гипотезы Аджемоглу на практике: к чему привел Украину последовательный разрыв с Россией, лишний раз рассказывать вряд ли стоит. Пресловутых инклюзивных институтов на Украине за это время, правда, тоже почему-то не появилось — скорее уровень институциональной экстрактивности только возрос. Если при «злочинной владе» Януковича Украина худо-бедно, но пыталась проводить собственную промышленную политику, то теперь доктрина «великой аграрной державы» Порошенко не оставляет ей иных долгосрочных вариантов развития, кроме сырьевого придатка, причем не только «инклюзивного» Евросоюза, но и «экстрактивного» Китая.
В то же время анализу ситуации на Украине в исполнении Аджемоглу нельзя отказать в прозорливости. В качестве первого шага к «инклюзивным институтам» он четыре года назад рекомендовал Украине «децентрализовать и предоставить больше политической власти своим регионам. Это было бы частичной гарантией того, что правительство страны не будет диктовать, как жить людям на востоке или западе, и создаст траектории для региональных политиков». На тот момент это был, безусловно, совет не в бровь, а в глаз, но при этом Аджемоглу не потрудился задать простой вопрос: а была ли в принципе децентрализация Украины в повестке тех политиков и олигархов, которые организовали евромайдан? Ответ на него (совершенно очевидный) фактически дезавуирует и саму рекомендацию. До тех пор, пока у власти в Украине стоят силы, захватившие ее в феврале 2014 года, ни о какой децентрализации даже думать не приходится, децентрализация для евромайданных властей равносильна сепаратизму со всеми вытекающими последствиями. Поэтому у нашего институционалиста не остается никаких иных вариантов, кроме как сбиваться на банальности уровня того самого экономиста-первокурсника: «Путь Украины к долгосрочному процветанию зависит от стимулирования инклюзивных институтов путем расширения политической власти за пределами узкой политической элиты и создания экономических институтов, которые предоставляют широкие возможности и стимулы для людей для инноваций, инвестиций и создания». Так держать, Кэп!
Нет никаких сомнений, что с той же меркой Аджемоглу будет подходить и к экономике Армении, если станет советником Никола Пашиняна. Вот лишь одно его совсем недавнее высказывание, сделанное в апреле прошлого года на конференции Института изучения Армении Университета Южной Калифорнии: «Армения гораздо больше могла напоминать Чехию или Эстонию, но вместо этого мы имеем страны, которая гораздо больше напоминает Азербайджан или Узбекистан, и это настоящий позор».
Здесь можно вновь вернуться к главной книге Аджемоглу (кстати, Армения в ней упоминается всего один раз, и то в общем контексте постсоветских экономик). Вот что написано в ней об Узбекистане, которому посвящена целая глава: «Узбекистан во многом выглядит как реликт из прошлого, из забытых веков. Это страна, изнывающая под деспотической властью одной-единственной семьи и ее ближайшего окружения, с экономикой, построенной на принудительном труде — более того, на детском принудительном труде». Не правда ли, удивительное сходство с Арменией времен Сержа Саргсяна или хотя бы с Азербайджаном Ильхама Алиева? Что-что, а использование принудительного детского труда за Саргсяном не заподозрят даже самые его пламенные оппоненты.
Приведенные сравнения окончательно повисают в воздухе, если обратиться к данным рейтинга Всемирного Банка Doing Business, который Аджемоглу как всякий уважающий себя институционалист должен знать наизусть, ведь его авторы ставят уровень инвестиционной привлекательности той или иной страны в прямую зависимость от качества ее институтов. Так вот, в последней версии этого рейтинга Армения расположилась на довольно высоком 47 месте, не так уж далеко от Чехии, занимающей 30 место. Другое дело, что неумеренное увлечение институтами чревато забвением элементарной географии: в отличие от Чехии, Армения не имеет прямых и открытых границ с самой мощной экономикой Евросоюза — Германией, а в отличие от Эстонии — выхода к морю. Да и о реальном секторе экономики тоже неплохо бы вспоминать, отвлекшись от институтов: уровень промышленного развития Армении, пережившей постсоветскую разруху, в принципе несопоставим с той же Чехией, где индустриализация началась еще лет так 400 назад.
В том же выступлении Аджемоглу дает рекомендации для экономики Армении в привычном стиле Капитана Очевидность: улучшить государственные институты и ослабить коррупционные стимулы, сопряженные с государством. Ранее, выступая в октябре 2013 году в Ереванском госуниверситете, он еще говорил, что проблема Армении является политической, а не географической, культурной или геополитической, призвав правительство страны быть «более отзывчивым к желаниям ее граждан, с тем чтобы через этот политический процесс Армения перестала быть олигархией».
Можно сказать, что с приходом к власти Никола Пашиняна обозначенная политическая проблема Армении получила некое решение: новый «народный» премьер страны декларирует антиолигархическую и антикоррупционную повестку — в полном соответствии с принципом «за все хорошее и против всего плохого». Но едва ли ставка на ученого экономиста, привыкшего изрекать банальности с высоких трибун, приведет к желаемым результатам в экономике Армении. Поэтому будущее Дарона Аджемоглу в качестве возможного экономического советника Пашиняна вполне предсказуемо, причем из опыта той же Украины, которой он давал весьма ценные советы. Сразу после победы евромайдана в новое украинское правительство был приглашен министром экономики еще один видный институционалист, президент Киевской школы экономики и Института стратегии голубого океана Малайзии Павло Шеремета. Но даже при столь статусных регалиях на посту министра и репутацией радикального приватизатора и дерегулятора он пробыл всего несколько месяцев: одно дело — рассуждать с кафедры о пресловутом улучшении институтов и «стратегии голубого океана», другое — управление реальной экономикой периферийного типа в ежедневном режиме.
Остается лишь надеяться, что свои рекомендации образца 2014 года для Украины Дарон Аджемоглу не воспроизведет под копирку в Армении. В конечном итоге, по поводу его рекомендаций для стран, оказавшихся в ловушке отсталости, следует помнить одну из главных идей книги Эрика Райнерта: «Следуй не совету американцев, а их примеру. Богатые страны склонны навязывать бедным странам теории, которым они сами никогда не следовали и скорее всего никогда не последуют. Поэтому важно уметь смотреть сквозь высокую теорию, чтобы увидеть за ней реальную жизнь».
Николай Проценко
Известный турецко-американский экономист Дарон Аджемоглу, которого новый премьер-министр Армении Никол Пашинян собирается пригласить своим советником, вряд ли предложит армянской экономике чудодейственные рецепты. До сих пор рекомендации Аджемоглу для постсоветских государств сводились к набору банальностей, а его базовая теория «инклюзивных» и «экстрактивных» институтов игнорирует многие факторы, от которых зависит реальное экономическое развитие, и вообще не является оригинальной. Про необходимость «улучшения институтов» как универсальный стимул для экономического роста страны догоняющего развития, в том числе на постсоветском пространстве, слышат уже давно, но на практике это чаще всего оборачивается еще большим их отставанием. В сообщении о телефонном разговоре с Аджемоглу, который уже заявил, что готов содействовать Армении в вопросах «восстановления и развития экономики», Пашинян аттестовал его как «всемирно известного экономиста». С точки зрения коллекции академических регалий, это в самом деле так. 50-летний Дарон Аджемоглу, выходец из семьи турецких армян, не раз включался в различные престижные рейтинги ведущих мировых экономистов. На протяжении последних 25 лет он работает в Массачусетском технологическом институте и является одним из самых высокооплачиваемых профессоров этого вуза. Однако даже короткое знакомство с его идеями вызываем немалые сомнения в их оригинальности, не говоря уже об эффективности. Название самой известной книги Аджемоглу, написанной им в соавторстве с гарвардским экономистом Джеймсом Робертсоном — «Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты», — отсылает к другому интеллектуальному бестселлеру, книге известного норвежского экономиста Эрика Райнерта «Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными». Но если Райнерт, ученый, далекий от экономической ортодоксии, напрямую связывает богатство той или иной страны с уровнем ее индустриального развития, советуя странам догоняющего развития проводить активную промышленную политику и остерегаться соблазнов свободной торговли, то Аджемоглу предлагает совершенно иные решения для вопроса, на который экономисты пытаются дать ответ еще со времен Адама Смита. В основе доктрины Аджемоглу и Робертсона лежит различие между так называемыми инклюзивными и экстрактивными экономическими институтами. В качестве образцов первого типа авторы приводят институты, существующие в США или Южной Корее: «Они разрешают и, более того, стимулируют участие больших групп населения в экономической активности, а это позволяет наилучшим образом использовать их таланты и навыки, при этом оставляя право выбора — где именно работать и что именно покупать — за каждым отдельным человеком. Частью инклюзивных институтов обязательно являются защищенные права частной собственности, беспристрастная система правосудия и равные возможности для участия всех граждан в экономической активности; эти институты должны также обеспечивать свободный вход на рынок для новых компаний и свободный выбор профессии и карьеры для всех граждан». Словом, инклюзивные институты способствуют экономическому росту, повышению производительности труда и процветанию. Как вы уже наверняка догадались, экстрактивные институты являют собой нечто полярно противоположное — они направлены на то, чтобы «выжать максимальный доход из эксплуатации одной части общества и направить его на обогащение другой части». Характерные примеры таковых, по Аджемоглу и Робертсону, — это Северная Корея и Латинская Америка, страны Африки и т. д. Соответственно, главная идея их книги заключается в том, что «экономический рост и процветание приходят вместе с инклюзивными политическими и экономическими институтами, тогда как экстрактивные институты ведут к стагнации и нищете». Правда, имея перед глазами столь очевидно исключение из теории, как Китай, авторы не отрицают, что рост экономики возможен и при экстрактивных институтах, а сами они не одинаковы. Часто говорят, что хорошая теория — та, суть которой может уместиться на одной странице. С этой точки зрения, теория Аджемоглу и Робертсона не просто хороша — превосходна: с ее помощью судить о перспективах экономики любой страны сможет не то что первокурсник экономфака провинциального вуза — любой школьник. Другое дело, что всякая доктрина, претендующая на роль «теории всего» или очередного всепобеждающего учения, сводит многообразие мира к догматической схеме, которая, в конечном итоге, неизбежно разбивается о сложность реальной жизни. Все это мы уже проходили вместе с «реформаторами» начала 1990-х годов — и далеко не случайно, что предисловие к русскому изданию книги Аджемоглу и Робертсона написал не кто иной, как Анатолий Чубайс. Для отечественных неолибералов пресловутые институты являются таким же символом веры, как в предыдущей версии всепобеждающего учения постулаты марксизма-ленинизма, и нет ничего удивительного в том, что место одной «теории всего» в их догматическом сознании моментально заняла другая, причем куда менее оригинальная. Теория инклюзивных и эксктрактивных институтов, мягко говоря, не нова. Она живо напоминает о штудиях тех ортодоксальных американских социологов и экономистов, которые сразу после Второй мировой войны пытались изобретать универсальные рецепты модернизации для стран с «традиционной» экономикой, на полном серьезе делая расчеты, на сколько лет они отстали от развитых стран, какие этапы им придется преодолеть на этом нелегком пути и т. д. На практике же большинство этих рецептов вело лишь к большему отставанию тех стран, на которых они применялись, что позволило американскому социологу Иммануилу Валлерстайну еще в начале 1970-х годов заявить: «Теории модернизации: покойтесь с миром». Однако это не помешало им возродиться в новом, неоинституциональном обличье уже после распада СССР и соцлагеря и занять респектабельное место в академическом мейнстриме. Кстати, автор нашумевшей, но совершенно несостоятельной теории «конца истории» Френсис Фукуяма считает Аджемоглу и Робертсона «ведущими мировыми экспертами по развитию», что, опять же, напоминает об истоках их версии институционализма. По сути дела, рассуждения Аджемоглу и Робертсона о двух типах институтов являются изводом другой популярной ходульной теории — о «свободном» (то есть западном) мире и всех остальных странах, которые только стремятся в этот мир попасть, или the West and the Rest, Запад и все остальные. На поверку же такой подход до неприличия напоминает знакомую отечественную формулировку «За все хорошее и против всего плохого». В самом деле, много ли найдется цивилизованных людей в здравом уме, которые открытым текстом скажут, что они против защиты частной собственности, беспристрастной системы правосудия и равных экономических возможностей для граждан? Дьявол же, как обычно, кроется в деталях. Вряд ли стоит дальше углубляться в анализ книги Аджемоглу и Робертсона, тем более рецензий на нее написано достаточно и найти их в интернете особого труда не составит. Гораздо интереснее обратиться к тем произведениям Дарона Аджемоглу, которые пока не опубликованы на русском языке — например, к его статьям об экономиках постсоветского пространства. Они дают весьма наглядное представление о том, как выдающийся экономист-институционалист владеет эмпирией, она же матчасть. Вот для примера статья, написанная Аджемоглу в марте 2014 года по горячим следам украинского евромайдана. Украину он, разумеется, однозначно зачисляет в число постсоветских экономик с экстрактивными институтами — в отличие от Польши, Чехии, Словакии, Эстонии, Латвии и Литвы, которые «открыли свои политические системы, модернизировали свою экономику и добились быстрого роста в течение последних двух десятилетий» (сопоставимые с Украиной процессы эмиграции в страны Евросоюза при этом в расчет, естественно, не принимаются). Оранжевая революция 2004 года, пишет далее Аджемоглу, «обещала вступление в более активное общество, но новые лидеры оказались такими же коррумпированными и корыстными, как те, которые они свергли. С последними протестами украинский народ в очередной раз попытался преодолеть коррумпированную элиту». Лучшим выходом для Украины образца начала 2014 года, по мнению Аджемоглу, было бы «как можно скорее попрощаться со своим прошлым. Она должна отойти от России, политически и экономически, даже если это означает прекращение субсидий на природный газ, которые Россия использовала, чтобы сохранить Украину в позиции государства-клиента». Собственно, все последующие события и стали проверкой гипотезы Аджемоглу на практике: к чему привел Украину последовательный разрыв с Россией, лишний раз рассказывать вряд ли стоит. Пресловутых инклюзивных институтов на Украине за это время, правда, тоже почему-то не появилось — скорее уровень институциональной экстрактивности только возрос. Если при «злочинной владе» Януковича Украина худо-бедно, но пыталась проводить собственную промышленную политику, то теперь доктрина «великой аграрной державы» Порошенко не оставляет ей иных долгосрочных вариантов развития, кроме сырьевого придатка, причем не только «инклюзивного» Евросоюза, но и «экстрактивного» Китая. В то же время анализу ситуации на Украине в исполнении Аджемоглу нельзя отказать в прозорливости. В качестве первого шага к «инклюзивным институтам» он четыре года назад рекомендовал Украине «децентрализовать и предоставить больше политической власти своим регионам. Это было бы частичной гарантией того, что правительство страны не будет диктовать, как жить людям на востоке или западе, и создаст траектории для региональных политиков». На тот момент это был, безусловно, совет не в бровь, а в глаз, но при этом Аджемоглу не потрудился задать простой вопрос: а была ли в принципе децентрализация Украины в повестке тех политиков и олигархов, которые организовали евромайдан? Ответ на него (совершенно очевидный) фактически дезавуирует и саму рекомендацию. До тех пор, пока у власти в Украине стоят силы, захватившие ее в феврале 2014 года, ни о какой децентрализации даже думать