✔ Султана нельзя президента — Турция выбирает - «Аналитика»
ПОХОЖИЕ
Значение этих выборов огромно. В случае победы Эрдогана и ПСР в стране будет установлена суперпрезидентская республика. Согласно поправкам к конституции, одобренным парламентом в январе этого года, «новый» президент, т. е. переизбираемый старый, станет главой правительства, пост премьер-министра упраздняется, а «рутиной» будут заниматься назначаемые президентом вице-президенты. Он не только будет назначать министров, но и получит право вносить законодательные инициативы. В случае же строптивости парламента — распускать его (правда, вместе с собственной отставкой и назначением новых «двойных» выборов). К нему переходит право вводить чрезвычайное положение.
Парламент фактически теряет контроль над президентом и его правительством. Так, для решения Великого национального собрания об импичменте президенту и проведении досрочных парламентских выборов необходим 361 голос из 600 (три пятых плюс один).
В соцсетях обсуждались слухи о том, что ПСР готова протащить новые поправки, согласно которым для этого потребуются уже 401 голос, т. е. свыше двух третей голосов депутатов. В случае же решения послушного парламента о проведении досрочных президентских выборов во время второго срока, тот засчитан не будет и глава государства сможет избираться на третий срок. Остается умело сманеврировать.
К такой «республике» Эрдоган шел больше 15 лет. По конституции 1982 года президента страны избирал парламент сроком на 7 лет без права переизбрания. Номинальный глава государства исполнял большей частью представительские и церемониальные функции, реальная же власть находилась в руках главы правительства от партии, имеющей большинство в парламенте.
В 2002 году на парламентских выборах победила только что созданная Эрдоганом ПСР. Сам лидер партии не мог стать премьер-министром из-за судимости (о ней ниже) и провел на пост премьер-министра своего большого друга Абдуллу Гюля (злые языки говорили не о дружбе, а о зависимости Гюля из-за компромата в руках Эрдогана). А вскоре Гюль добился принятия поправок в уголовный кодекс, снимавших судимость с Эрдогана, уступил ему кресло премьера, довольствовавшись должностью главы МИД и первого вице-премьера.
Подозрения об особых отношениях Гюля и Эрдогана подтвердились в августе 2007 года, когда парламент голосами ПСР и при поддержке правительства избрал Гюля президентом Турции. Гюль тут же назначил на октябрь 2007 года референдум, который вносил поправки в конституцию, превращающие Турцию в президентско-парламентскую республику: следующий президент должен был избираться на всеобщих выборах сроком на 5 лет с правом еще одного переизбрания и получал полномочия формировать правительство. Уже тогда говорили, что конституция меняется под Эрдогана.
Приходилось соблюдать осторожность. Армия, приверженная идеям светской республики Мустафы Кемаля Ататюрка (кстати, президентского типа), теперь внимательно следила за тем, чтобы никто не сосредотачивал в своих руках слишком много власти, особенно известные, хоть и «умеренные» исламисты Эрдоган и Гюль. Приходилось безропотно дружить с Вашингтоном и играть с Брюсселем в игру: «Мы верим, что когда-нибудь вы примете нас в Евросоюз».
В августе 2014 года Турция избрала Эрдогана своим 12-м президентом, с полномочиями, которых не было со времен «генерал-президентов» 1960-х годов — соратников Ататюрка и второго президента Исмета Инёню. Еще до избрания Эрдоган начал подминать под себя армию, продвигая на руководящие посты офицеров выходцев из сельских районов Анатолии и устраняя с помощью политических провокаций и интриг неугодных офицеров и генералов, особенно из разведки и контрразведки. Тяжелейший удар по носителям кемалистских идей в армии был нанесен в июле 2016 года после подавления попытки военного переворота.
А тогда, в конце 2014 года, уже экс-президент Абдулла Гюль был приглашен в прокуратуру, но лишь для того, чтобы узнать от прокурора Анкары, что ведомство окончательно снимает с него подозрения и вообще закрывает «дело о пропавшем триллионе» в связи с отсутствием улик. Речь идет о триллионе лир (по курсу 1997 года всего лишь $ 3,5 млн), исчезнувших правительственных грантов. Гюль в 1996 — 1997 годах был пресс-секретарем правительства и министром без портфеля, т. е. руководителем проектных и разовых поручений.
Эрдоган тогда был мэром Стамбула и членом высшего совета ПСР. Деньги, как известно, крутятся в столице, а в Турции Стамбул это больше, чем столица Анкара — «вчерашняя деревня». Но мэр города на Босфоре тогда пошел по «политической статье» в связи с запрещением исламистской Партии Благоденствия. Конкретно, за то, что на одном из митингов прочитал поэму 70-летней давности, добавив лично от себя строчки про мечети-казармы, купола-шлемы и минареты-винтовки. Сегодня Эрдоган известный «мастер слова», интерпретирующий сказанное и несказанное другими. Так, недавно мир с удивлением узнал, что 15 лет назад, умирая, лидер боснийских мусульман Алия Изетбегович «как сыну завещал» Эрдогану «беречь Боснию и Герцеговину». Но в 1999 году, за «дописанную» поэму он получил обвинение по статье о подстрекательстве к насилию и религиозной ненависти и четырехмесячный тюремный срок. Отчего и пропустил выборы 2002 года (см. выше).
Итак, «навстречу выборам». Нынешним. Президентские выборы должны были состояться в ноябре 2019 года. Единства мнений о том, почему Эрдоган перенес их почти на полтора года раньше, нет. Одна из причин, несомненно, в том, что продлевать чрезвычайное положение, введенное два года назад после попытки переворота, становится всё труднее. Ропщут даже сторонники: силовики смирились с гибелью кемалистских принципов, зато получили возможность «кошмарить бизнес». А проводить выборы удобнее в условиях ЧП, когда кандидаты оппозиции, и в президенты, и в депутаты, вынуждены взвешивать буквально каждое слово, чтобы не лишиться депутатской неприкосновенности или вовсе не оказаться за решеткой. Как один из кандидатов в президенты Селахаттин Демирташ, лидер Партии демократии народов, фактически, партии курдского меньшинства, третьей или четвертой по популярности среди избирателей (10 — 15%, но ее сторонники в ходе социологических опросов часто скрывают свои предпочтения). О том, какому прессингу подвергаются агитаторы на местах, и говорить не приходится.
Несомненно сыграли свою роль ожидаемые экономические трудности Европы в связи с торговой войной с США, что ударит и по турецкой экономике. А также стремление «конвертировать» в электоральное измерение захват Турцией всего северо-запада Сирии: что там будет через полтора года, неизвестно, а пока нация на подъеме.
Январские поправки сохранили 10%-ный порог для прохождения партий в парламент, но одну ошибку Эрдоган, кажется, все-таки допустил: был снят запрет на избирательные блоки. В союзники к нему усиленно напрашивалась ультраправая Партия националистического движения (ПНД) и президент, вероятно, решил подстраховаться. Однако рейтинг ПНД свалился на уровень статистической погрешности, скорее, «наградив» президентский блок «Альянс народа» антирейтингом.
Наверное, сыграла свою роль и уверенность в том, что «либералы никогда не объединятся». Тем более, что раскол с битьем посуды произошел всего лишь в октябре 2017 года, когда из Партии националистического движения Девлета Бахчели вышла «турецкая железная леди» Мерал Акшенер (собственно, потому, что ее прокатили на выборах председателя ПНД) и основала свою «Хорошую партию». Стороны обвинили друг друга в предательстве и спойлерстве, а их сторонники дрались друг с другом на митингах жестче, чем с полицией.
Но у политической борьбы свои законы и две кемалистские партии неожиданно объединились в «Альянс нации», взяв к себе до кучи исламистскую (!) Партию добродетели, наследницу той самой Партии благоденствия, которая вывела Эрдогана в государственные деятели, и которую он, мягко говоря, «покинул» после ее запрещения — не перешел в нее, переименованную, а основал собственную. Видимо, эта старая обида и толкнула умеренных исламистов в объятия кемалистов. Последние же таким альянсом показывают селянам внутренних провинций, что не собираются делать резких движений в ходе восстановления светских основ государства.
Социологией выборов занимаются полтора десятка исследовательских служб (как откровенно проправительственных, так и партийных) с разбросом голосов в пользу Эрдогана от 53% с лишним (ORC) и близко к тому (OPTIMAR, Foresight, MAK и другие) до 44 — 45% (REMRES, AKAM, Plus Mayak и другие). Наибольшим доверием экспертов пользуются опросы частного социологического центра Gezici. За неделю до выборов они показали поддержку Эрдогана на уровне 48,1%. Тут важно, как его подают СМИ. Можно в сенсационном ключе: «За неделю до выборов рейтинг Эрдогана рекордно вырос!» (вообще-то на 1%). А можно и вспомнить, что рекорда в прямом смысле слова нет, так как за неделю до этого он падал на 1,6% до 47,1%, т. е. было-то 48,7%.
Последний рейтинг остальных пяти кандидатов: Мухаррем Индже (Народно-республиканская партия) — 29,1%, Мерал Акшенер («Хорошая партия») — 11,4%, находящийся в заключении Селахаттин Демирташ (Партия демократии народов) — 10%, Темель Карамоллаоглу (Партия счастья) — 1,2% и Догу Перинчек (партия «Отечество») — 0,1%.
Перинчек выступает за выход страны из НАТО, вступление в ШОС и, кажется, даже в ЕАЭС, а Карамоллаоглу просто «за всё хорошее»: меньше налогов, больше социальных выплат, мир с курдами, справедливость, свободы и высокая мораль.
Как видим Индже и Акшенер (т.е. кандидаты от двух партий оппозиционного «Альянса нации» без отказавшейся от выставления своего кандидата Партии добродетели) вместе с курдским кандидатом Демирташем в совокупности набирают больше Эрдогана и вообще больше половины голосов. В этом и был смысл того, что на президентские выборы партии оппозиционного блока и близкой к ним прокурдской партии пошли по отдельности. Прямое вступление прокурдской партии в оппозиционный альянс, скорее, отпугнуло бы от него многих кемалистов, и это только часть противоречий кемалистов и «сепаратистов», которым при этом одинаково ненавистен Эрдоган.
Цель раздельного похода лидеров оппозиции в президенты: не потерять ни одного голоса своих избирателей на антирейтингах, что было бы неизбежно, если бы Акшенер отказалась от участия в пользу Индже или наоборот. Если же эти кандидаты в сумме наберут больше Эрдогана, то это будет означать, что и их партии в сумме набирают больше эрдогановской ПСР: в иное никто не поверит. Скорее, наоборот, как мы уже отметили, прокурдскую партию поддерживает гораздо больше избирателей, чем признается в этом. А самое главное — станет неизбежен второй тур президентских выборов. Это уже будет определенной победой оппозиционного лагеря. Победа окрыляет, и народ любит победителей. Велика вероятность того, что в этом случае Эрдоган запаникует и совершит непоправимые ошибки.
В последние дни перед выборами Турцию и весь мир потрясли масштабы демонстраций оппозиции в Измире, Анкаре, Стамбуле. Фотографии и видео завораживают, зритель охотно верит заявлениям лидеров оппозиции и таких ресурсов, как «Свобода», что в Измире собралось 2 — 2,5 миллионов демонстрантов, а в Стамбуле и все 5 миллионов. Но настораживает то, что МВД Турции (благоразумно?) воздержалось от своих оценок.
Какой исход турецких выборов выгоднее России? Правильный ответ: любой в результате свободного волеизъявления народа Турции. Но давайте подумаем над «неправильным» ответом. С одной стороны Россию раздражает идеология неоосманизма Эрдогана, его претензии на Балканах и в Сирии. С другой стороны, с ним установились сложные, но рабочие отношения. И он себе на уме, но антизападник, не питающий иллюзий в отношении Евросоюза, который, помурыжив Турцию в течение полувека, откровенно ее «кинул».
Кемалисты не приемлют неоосманизма, они в большей степени националисты — пантюркисты с большими традиционными видами на Кавказ и Центральную Азию. Но при этом — отпетые западники, которые немедленно приступят к восстановлению подпорченных связей с НАТО, Вашингтоном и Брюсселем. Так что, «неправильный» ответ очевиден.
Альберт Акопян (Урумов)
