✔ Раис Сулейманов: Тенденция усиления региональных муфтиятов — не нова - «Аналитика»
ПОХОЖИЕ
Однако решение дагестанского муфтията не стоит считать сиюминутным порывом из-за задетого честолюбия. Желание быть самостоятельным игроком на исламском пространстве у ДУМ Дагестана было уже давно, нужен был лишь повод, и такой случай представился. Демарш Абдулаева в очередной раз показал две тенденции, которые развиваются в исламской умме России уже много лет.
Первая — никакого организационного единства российских мусульман не существует и никогда не существовало вообще, а все попытки хоть как-то добиться консолидации оказываются бесперспективными. Впрочем, то, что мусульмане в России не входят в один муфтият, имеет давнюю историческую традицию.
Так, в период Российской империи функционировало четыре муфтията: в Оренбурге, в Симферополе и в Тбилиси (там находились суннитское и шиитское духовные управления).
В советское время мусульманская умма страны также не была единой. Даже в период правления Иосифа Сталина, когда государство могло без особого труда административными мерами создать один муфтият для всего Советского Союза, этого не случилось. В итоге, в середине ХХ века были сформированы муфтияты в Уфе, Ташкенте, Буйнакске (для Северного Кавказа) и в Баку.
С развалом СССР в постсоветской России религиозное возрождение происходило параллельно с дальнейшим дроблением мусульманской уммы. Количество муфтиятов достигло 80 единиц, причем порой в одном регионе могло быть по несколько мусульманских централизованных религиозных организаций (рекордсменом остается Свердловская область, где мечети поделены между шестью муфтиятами).
Естественно, подобный процесс раскола и дробления проходил зачастую из-за личных амбиций, желания не делиться деньгами, из-за идеологических разногласий между муфтиями, что совпало с мощной духовной экспансией стран Ближнего Востока в Россию (в первую очередь, Саудовской Аравии и Турции).
Часть региональных «татарских» муфтиятов сумело сохранить преданность Центральному духовному управлению мусульман (правопреемнику Оренбургского магометанского собрания эпохи Российской империи и Духовного управления мусульман Европейской части СССР и Сибири), другие ушли в раскол и в 1996 году объединились в Совет муфтиев России (председатель Равиль Гайнутдин). На Северном Кавказе раскол произошел еще в 1989 году, причем этнический фактор для него был нередко определяющим: доходило до того, что, например, в 1992 году в Дагестане появились отдельные кумыкский, аварский, даргинский и лезгинский муфтияты.
В 1998 году мусульмане республик Северного Кавказа, пережив процесс самоорганизации, объединились в Координационный центр мусульман Северного Кавказа, председателем которого стал муфтий Ингушетии Магомед Албогачиев (с 2003 года и по настоящее время КЦМСК возглавляет муфтий Карачаево-Черкессии Исмаил Бердиев). Впоследствии не вошедшие ни в один из этих федеральных муфтиятов (к таким относят все те централизованные религиозные организации, которые имеют в своем составе региональные муфтияты) региональные мусульманские организации стремились создать четвертый федеральный муфтият: так, в 2010—2013 годвах функционировала Российская ассоциация исламского согласия (РАИС), объединяющая духовные управления Ставрополья, некоторых регионов Поволжья и Урала. Однако РАИС просуществовала недолго и вскоре распалась из-за внутренних дрязг.
С 2016 года на роль четвертого федерального муфтията претендует Духовное собрание мусульман России (глава — муфтий Москвы и Чувашии Альбир Крганов), которое объединяет также те муфтияты Поволжья, Урала и Сибири, которые не входят в ЦДУМ и СМР.
Нельзя сказать, что не предпринимались способы изменить эту ситуацию, остановить раскол и попробовать объединиться. Таких попыток в постсоветский период было две.
Так, в 2009 году шло активное обсуждение идеи объединения «татарских» федеральных муфтиятов — СМР и ЦДУМ. Даже рассматривался вариант присоединения к этому процессу КЦМСК, а северокавказские муфтии вроде как были готовы пост председателя всероссийского муфтията отдать татарину. Добавим, что и государство процесс объединения приветствовало. В тот год проводились конференции, подписывались даже какие-то документы на этот счет, привлекалось внимание СМИ, а мусульманские деятели раздавали интервью о необходимости, долгожданности и полезности создания единого всероссийского муфтията.
Однако все закончилось ничем — помешали личные амбиции председателя СМР Равиля Гайнутдина. Ведь глава ЦДУМ Талгат Таджутдин считал, что раз Гайнутдин, его бывший ученик и секретарь, одним из первых ушел в раскол, то теперь он должен вернуться под начало своего учителя. Гордый Гайнутдин же себя видел в роли «муфтия всея Руси», а не в роли секретаря. В итоге попытка объединения в 2009 году ни к чему не привела.
Следующий раз к этой идее вернулись в конце 2015 года, когда Талгат Таджутдин предложил в качестве лидера единого муфтията России молодого муфтия Татарстана Камиля Самигуллина. Для последнего было удивительно об этом услышать, поскольку Таджутдин даже не поставил Самигуллина в известность. История напоминала поговорку «Без меня меня женили», в данном случае — предложили избрать верховным муфтием России. Совет муфтиев России отверг эту идею сразу же, тем более, что в этой конструкции единого всероссийского муфтията Равилю Гайнутдину не предлагалось никакого поста: Таджутдин верховным муфтием России намеревался сделать Самигуллина, главой исполкома этого муфтията своего сына Мухаммада Таджутдина, а себя оставить в роли шейх-уль-ислама (этот почетный титул он носит с 1990 года). Но и этот проект так и остался проектом: здесь даже никто не вел никаких совещаний и совместных пресс-конференций.
В итоге можно сказать, что никакого реального организационного объединения российские муфтии никогда не только не осуществляли, но даже не рассматривали всерьез. Их вполне устраивает наличие множества духовных управлений в стране, а желания лишиться своей власти, уступив пост начальника кому-то другому, никто не испытывает.
Вторая тенденция, наметившаяся в 2010-е годы, это усиление влияния региональных муфтиятов, которые стремятся показать так называемым федеральным муфтиятам, что они не просто равны им по своему политическому весу, но в некоторых случаях даже влиятельнее и могущественнее.
Пионером в этой тенденции стало Духовное управление мусульман Татарстана. В 2011 году его муфтием стал Ильдус Файзов, который открыто объявил о своей самостоятельности от Совета муфтиев России: прежний муфтий Татарстана Гусман Исхаков был членом Совета муфтиев России, и сменивший его Файзов заявил, что его предшественник состоял в СМР в частном порядке, а ДУМ РТ как организация никогда не входила в муфтият Гайнутдина. Это вызвало волну негодования у последнего, и было почему: в юрисдикции ДУМ РТ числится 1,5 тыс. мечетей, а после объявления самостоятельности от СМР в последнем осталось всего 700 мечетей, т. е. получилась ситуация, при которой региональный муфтият по своей численности приходов превосходит федеральный. Более того, ДУМ РТ по числу мечетей превосходит и ЦДУМ (у Талгата Таджутдина в подчинении 1200 мечетей). Т. е. из всех «татарских» муфтиятов ДУМ РТ — самый влиятельный.
Координационный центр мусульман Северного Кавказа также пережил уменьшение численности муфтиятов в своих рядах. Первым в 2012 году вышел из его состава ДУМ Чечни, заявивший о своей самостоятельности. Численность мусульманских общин в Чечне указывается исследователями как «свыше 300», а цифры о количестве мечетей разнятся от 700 до более 900 (не каждая действующая мечеть может иметь официально зарегистрированный приход, многие мечети функционируют без регистрации своего прихода).
И вот теперь КЦМСК официально покинуло и ДУМ Дагестана, которое насчитывает около 800 зарегистрированных общин и больше 2,5 тыс. мечетей. Именно за счет дагестанского муфтията КЦМСК был самым крупным федеральным муфтиятом, в котором гораздо больше по числу мечетей, чем у СМР и ЦДУМ вместе взятых.
В чем же причины того, что региональные муфтияты выходят из федеральных структур без особых сожалений? С одной стороны, это амбиции. Действительно, для чего ДУМ Татарстана входить в подчиненное положение к Совету муфтиев России, если у муфтия Татарстана мечетей на порядок больше, чем у Равиля Гайнутдина? Ведь важность и влияние того или иного муфтия определяется количеством мечетей в его юрисдикции. Равиль Гайнутдин представляет лишь 16% от общего числа исламских общин России, а муфтий Татарстана Камиль Самигуллин — 26%. И спрашивается: кто из них более важный, влиятельный? Ведь если раньше на встречу мусульманских религиозных лидеров с президентом России приглашали Талгата Таджутдина, Равиля Гайнутдина и Исмаила Бердиева (в период существования РАИС еще присутствовал его председатель Мухаммад Рахимов), то теперь там присутствует и муфтий Татарстана.
Примечательно, что и в Межрелигиозный совет России, существующий под председательством патриарха Московского и Всея Руси Кирилла, кроме трех мусульманских организаций (СМР, ЦДУМ и КЦМСК), теперь входит и ДУМ Татарстана — на равных. Не исключено, что вскоре туда пригласят также муфтиев Дагестана и Чечни.
Теперь региональным муфтиятам нет нужды быть в роли массовки и статистов для федеральных муфтиев. Они сами могут представлять интересы своей уммы перед федеральным центром, а не быть в положении «вечно стоящих сзади». Причем политический вес региональных муфтиев в России порой значительно выше, чем у федеральных. Даже если трое региональных муфтиев — Татарстана, Чечни и Дагестана соберутся вместе, то они будут представлять гораздо больше мусульман России, чем три «федеральных муфтия» Гайнутдин, Таджутдин и Бердиев.
В целом, появление множества муфтиятов в нашей стране свидетельствует, что отсутствие организационного единства мусульманской уммы России — это не чрезвычайное и внезапное, а естественное состояние. Так было в эпоху Российской империи и Советского Союза, так и было на протяжении всего постсоветского периода истории России. И скорее всего, так и будет и дальше.
Раис Сулейманов, эксперт Института национальной стратегии, религиовед
