✔ Тернистый путь «Северного потока-2»: мировая энергетика за неделю - «Азия»
ПОХОЖИЕ
Итак, психологическая планка достигнута, ибо $ 50 — цена, преследуемая картелем с начала 2017 года. Главное теперь — сохранить достигнутый уровень, что является делом далеко не простым — это с тревогой отметили участники заседания. Причин же для этого две. Во-первых, мировой рынок продолжает демонстрировать свою сверхчувствительность к новостям из-за океана. Правда, на сей раз со знаком плюс. Так, зафиксированное после упомянутого заседания повышение цен было обусловлено не только благодаря эффективным переговорам членов ОПЕК+, но и опубликованной Американским институтом нефти информацией о сокращении запасов в США на 10,2 млн баррелей. Однако, учитывая политику увеличения добычи в США, можно ожидать увеличение запасов в недалеком будущем, что не может не отразиться на котировках. Не лишним будет отметить, что рост добычи сланцевой нефти в США в 2018 году прогнозируется примерно на уровне 1 млн баррелей в сутки. В подобной ситуации ОПЕК придется компенсировать этот рост своими силами. При этом в США и не скрывают свою заинтересованность в сохранении низких цен, в чем на прошлой неделе в своем «Твиттере» чистосердечно признался президент Дональд Трамп: «Конечно, русские были против Трампа на выборах в 2016 года, так как я за сильную оборону и низкие цены на нефть». Стремление к низким ценам вполне понятно, учитывая лидирующие позиции США по потреблению энергоресурсов в мире. Однако этот тезис уже сегодня с трудом вписывается в энергетическую политику США, нацеленную на безудержную добычу и энергетическую экспансию. Вряд ли при достижении своих стратегических целей по доминированию на мировых рынках американские власти будут придерживаться той же риторики.
Во-вторых, сделка по сдерживанию в рамках ОПЕК+ выполняется примерно на 95%, оставшиеся же 5%, как показала практика последних месяцев, являются весьма рискованными. Главными виновниками здесь по-прежнему остаются Нигерия и Ливия. И если усмирение последних представляется в принципе возможным, то вряд ли то же самое можно сказать по поводу сдерживания сланцевой добычи в США в среднесрочной перспективе. Сами же США продолжают культивировать добычу сланцевой нефти, возводя ее в статус базового направления экономического развития страны. И любое критическое отношение к отрасли вызывает у американских властей болезненную реакцию. Вот и на минувшей неделе, 24 июля, в Палате представителей США члены республиканской партии выступили с заявлением, мол, экологические активисты, выступающие против гидравлического разрыва пласта — традиционного метода сланцевой добычи, финансируются не откуда-нибудь, а прямо из Москвы. Причина — в недовольстве успехами США в отрасли и в опасении нефтяного фиаско. И если бы не добрая традиция обвинять Кремль во всех внутренних проблемах, возник бы вполне закономерный вопрос: почему именно Россия, а, скажем, не ОПЕК?
Впрочем, если рассматривать вопрос в контексте Китая, то поведение американских политиков вполне понятно. На прошлой неделе стало известно, что Россия продолжает сохранять за собой лидерство в поставках сырой нефти в Поднебесную (далее следуют Ангола, Саудовская Аравия, Ирак и Иран). Более того, за июнь 2017 года Китай увеличил поставки нефти из России на 27,1% по сравнению с июнем 2016 года. При этом нефтяная торговля между США и Китаем пока что осуществляется на достаточно скромном уровне: за первое полугодие Китай импортировал около 2 млн тонн американской нефти. И хотя это более чем в четыре раза больше, чем аналогичный показатель за 2016 год, тем не менее, до российских 5,221 млн еще далеко. Сами США, несмотря на сложные отношения с Китаем, все же пытаются вписаться в анонсированную Пекином политику диверсификации поставок, торгуя также нефтью из своих стратегических запасов. Очевидно, что на фоне ухудшения отношений между Вашингтоном и Пекином (особенно после дипломатической перепалки с бряцанием оружием на прошлой неделе) США продолжат крайне ревностно относиться к любым попыткам российско-китайского сближения.
Однако главной темой прошлой недели, разумеется, стало принятие нового пакета антироссийских санкций, направленного, прежде всего, на создание дополнительных сложностей для «Северного потока-2». Антигазопроводные санкции, конечно, не стали неожиданностью ни для России, ни для Европы, подготовка к ним велась долго и публично, именно поэтому в последнее время реализация проекта форсировалась российской стороной. В частности, трубы для проекта (а также для «Турецкого потока») уже куплены, остается лишь вопрос их укладки, которая должна была осуществить швейцарская компания Allseas. И хотя последняя пока не высказывает никакой внятной позиции, ссылаясь лишь на то, что «от клиентов не получено никакой дальнейшей информации», тем не менее здесь формируется определенная зона риска, так как львиная доля заказов швейцарского трубоукладчика приходится на американский рынок, и санкционный режим может привести к пересмотру контракта с Nord Stream AG — оператором газопровода.
О возможности сворачивания своего участия в проекте заявила и другая компания — французская Engie, однако окончательное решение пока не принято. Наряду с этим другой европейский партнер «Газпрома» — Shell — заявил о преобладании коммерческих интересов над санкциями, заверив в готовности продолжить выполнение своих обязательств по проекту. Если два-три европейских партнера делают неуверенные заявления с сохранением за собой возможности подкорректировать их в любой момент, то большая часть участников проекта пока предпочитает молчать. И для этого есть свои веские причины. Во-первых, для бизнеса крайне важна реакция европейских властей. В эту реакцию энергетические компании будут стараться гармонично вписаться. Так, повторное выступление Германии против антироссийских санкций может стать важным индикатором поведения участников проекта. «Закон о новых антироссийских санкциях неприемлем для Германии и противоречит интересам европейского бизнеса», — заявил 28 июля министр иностранных дел Германии Зигмар Габриэль. Слова эти вполне соответствуют духу и логике июньского заявления МИД Германии и канцлера Австрии о недопустимости решать вопросы сбыта своей энергопродукции на европейском рынке, игнорируя интересы самой Европы. Во-вторых, как известно, незадолго до принятия закона между Белым Домом и Конгрессом все же был достигнут консенсус, несколько смягчающий механизмы реализации санкций. Например, если изначально закон предписывал американскому президенту применять санкции в отношении компаний, участвующих в российских трубопроводных проектах, то уже в новой редакции применяется формулировка «президент может применять санкции». А это в корне меняет дело. Создается впечатление, что Трамп тем самым оставил себе место для маневра. Однако европейский бизнес, осознавая неоднозначность ситуации, предпочитает пока занимать нейтральную позицию.
На прошлой неделе своей осторожностью и прагматизмом отметился также Европейский суд, отклонивший требование Польши о блокировании доступа «Газпрома» к магистральному газопроводу OPAL, используемому российской компанией для транзита природного газа в Центральную Европу через «Северный поток-1». Решение отклонить требование поляков, видимо, было обусловлено теми соображениями, что в случае окончательного замораживания проекта «Северный поток-2» и блокировки доступа российского газа в OPAL Европа, по сути, окажется в состоянии энергетического кризиса ввиду дефицита газа. При этом в настоящее время другой газ, кроме российского, в OPAL не заходит. Именно поэтому европейский магистральный газопровод часто принято называть в соответствии с его прямым назначением — продолжение «Северного потока-1».
От нефтегазовой тематики перейдем к некоторым событиям из сферы атомной энергетики. 24 июля французская EDF приняла решение об остановке реакторов АЭС «Фассенхейм» в Эльзасе. Это старейшая во Франции атомная станция, сданная в эксплуатацию в 1978 года. Конечно, остановка реакторов была осуществлена ввиду планового ремонта, однако в целом информационная активность вокруг АЭС интересна с точки зрения изучения антиатомного лобби, шествующего сегодня по Европе, особенно в Германии, Франции и Бельгии. Назначение Макроном экологоцентричного министра Юло, пожалуй, следует рассматривать именно в этом контексте: бывшим экоактивистом всецелостно поддерживается программа закрытия 17 атомных реакторов до 2025 года (к слову, сегодня во Франции эксплуатируются 58 реакторов на 19 АЭС).
Примечательно, что в то же самое время другой крупнейший игрок энергетического рынка — Саудовская Аравия — активно разрабатывает проект развития собственной атомной энергетики. Видимо, саудовцы всерьез задумались о диверсификации своей энергосистемы и подумывают об изменении ее модели, что с учетом непредсказуемости на мировых рынках нефти вполне оправдано. 25 июля кабинет министров Саудовской Аравии одобрил проект, нацеленный на снижение зависимости экономики страны от нефти путем развития атомного сектора. Согласно проекту, до 2040 года планируется запустить от 12 до 18 реакторов для покрытия внутреннего спроса. Примечательно, что в осуществлении данного проекта видит себя и Россия, рассчитывающая получить долю на саудовском рынке. Конечно, проект не может не рассматриваться и в политическом ключе. Прежде всего, нет гарантий, что саудиты будут использовать атом исключительно в мирных целях, хоть и уверяют в готовности согласовывать каждый шаг с МАГАТЭ. И в этом смысле как соседи королевства, так и международные структуры не могут игнорировать два важных момента: тесную дружбу Эр-Рияда с Пакистаном, а также стремление саудитов лишить Иран статуса единственной ядерной державы в Персидском заливе.
Ваге Давтян, кандидат политических наук, доцент
