И звучит во всю – страшная трагедия, просчёты, непрофессионализм, глупость, неправильный выбор маршрута... Как по мне, трагедия, когда в Смоленском сражении погибло 83,6 % военнослужащих, задействованных в операции, и та с признаками оптимизма – за это время мы подготовились к обороне Москвы. Это была война на истребление, и её масштабы современному человеку, привыкшему к другой ценности человеческой жизни, не помещаются в голове. Размен полумиллиона солдат на месяц времени тем летом считался нормальным, точно так же начнут поступать и немцы в 1945 году. А война на Балтике – она, конечно, богата потерями, как и весь 1941 год, но на катастрофу никак не тянет, особенно если смотреть не на армию, а на флот, который оказался в уникальном положении. Уникальном, потому как флот до 1940 года существовал в одной реальности, где от него требовалось оборонять один, пусть и огромный город в глубине мелководного Финского залива, а в 1940 году он оказался в другой, где к Ленинграду с Кронштадтом добавились Ханко, балтийские острова и побережье Прибалтики. Ну и корабельный состав, который рос чересчур быстро при нашей традиционной нехватке баз и ремонтных мощностей. Проблему решали: год, отведённый на это дело, был потрачен не зря, так, главной базой флота стал Таллин, что было мудрым выбором – оттуда флот имел свободный выход как на Балтику, так и в Финский и Рижский заливы, была повторно освоена Либава с её судоремонтным заводом «Тосмаре», укреплены Моонзундские острова и Ханко. Но решения не только не были оптимальными, они и не могли быть такими. Та же Либава, где скопилось в ожидании ремонта немало советских кораблей. И не только кораблей – БК, мазут, прочие запасы... А где их было держать? Где ремонтировать? По-своему командование КБФ было право, когда во всю использовало Прибалтику – альтернативой было бы оттянуть сотни кораблей в Финский залив, где они бы стояли без толку и цели. Предыстория О возможности войны все догадывались ещё в мае, а непосредственно 19 июня флот перешёл к боевой готовности номер два, начата частичная эвакуация кораблей и мобзапаса с Либавы, усилены корабельные и воздушные дозоры. Задачи флота были утверждены ещё в апреле: — не допустить морских десантов противника на побережье Прибалтики и на острова Эзель и Даго; — совместно с военно-воздушными силами Красной Армии нанести поражение германскому флоту при его попытках пройти в Финский залив; — не допустить проникновения кораблей противника в Рижский залив; — содействовать сухопутным войскам, действующим на побережье Финского залива и на полуострове Ханко, обеспечивая их фланги и уничтожая береговую оборону противника; — быть в готовности обеспечить переброску одной стрелковой дивизии с побережья Эстонии на полуостров Ханко; — действиями флота в сочетании с оборонительными минными постановками, а также постановкой подводными минными заградителями минных банок на подходах к портам и базам, а на внутренних фарватерах — авиацией — затруднить развертывание и действия сил флота противника. А в 23:37 21 июня введена готовность номер один. Где флот допустил ошибку? Он её допустил, точнее даже две. Первая заключалась в том, что моряки не учли возможность катастрофы сухопутного фронта, когда уже в первый день Либава с ВМБ превратилась в мышеловку, через неделю был потерян Вентспилс, 30 июня пала Рига, а уже 5 августа началась оборона Главной базы флота. Но положа руку на сердце – как можно было учесть ТАКОЕ? Это сейчас мы умные, а тогда за такие мысли можно было и по этапу пойти, и правильно, рассчитывать на катастрофу фронта в течение недели – это паникёрство. И вторая ошибка – штаб флота ждал десантов, ждал атаки Ленинграда, ждал нового Моонзунда-1917, но не ждал минных постановок и ударов с воздуха, что и логично – если бы РККА медленно отступала, огрызаясь на каждом шагу, то немцы были бы просто вынуждены действовать крупными надводными кораблями, вот и пригодились тогда три минно-артиллерийских позиции, а немцам массированная постановка мин как раз бы не пригодилась – это помеха своим же силам. Да и воздушная угроза – Балтфлот имел в своём составе 302 истребителя. То, что ВВС РККА сожгут за первую неделю, тоже как-то не планировалось, для прикрытия же баз и кораблей сил было достаточно. Не верили только в Либаву, но отряд лёгких сил оттуда убрали, минзаг «Марти» увели, мобзапас вывезли... А неисправные корабли и подводные лодки, затянись оборона на пару недель, и не имей немцы подавляющего господства в воздухе, тоже вывели бы. В итоге вышло как вышло: «Минные заградители получили приказ об окончательной подготовке к боевым действиям 19 июня, а 21 июня пришёл условный сигнал на проведение активной минно-заградительной операции. Постановка мин началась в 23:30 21 июня.» Немцы на ту войну, к которой готовились мы, не явились, а разобраться в обстановке и эффективно парировать минную угрозу было нечем – наше отставание по связи и тральному оборудованию наложилось на быстрое развитие катастрофы и неадекватные решения Москвы, впрочем, тоже вызванные вполне понятными причинами – связь. Информацию с мест Центр получал неполную и с опозданием, зачастую толком не зная даже, где находятся целые армии. Оборона Нужно было ли оборонять Таллин? Вопрос риторический – конечно, нужно. Во-первых, это главная база флота, во-вторых – это часть обороны Ленинграда, и те немцы, которые находились под Таллином, не были на главном направлении, в-третьих – это связь с Моонзундом, тем самым, который мешал на всю катушку использовать противнику Рижский залив, и с которого бомбили Берлин, в-пятых – это потенциальная угроза немецким коммуникациям. Было ли достаточно для этого сил и запасов? Нет. Сухопутную оборону города начали готовить только 17 июля, и по вполне понятным причинам не успели, за три-то недели всего. Гарнизон – сборная солянка из остатков 10 стрелкового корпуса (10 тысяч человек без тяжёлого вооружения), эстонский рабочий полк, отряды моряков, в общей сумме около 20 тысяч человек и целая рота танков. Опорой обороны в таких условиях стали корабли – и как средство ПВО, и как костяк артиллерии. Нельзя сказать, что положения не понимали: с города успели вывезти 15 000 тонн грузов, эвакуировали 18 000 раненых, большему мешали минные заграждения и береговая батарея противника на мысе Юминданина. А ещё мешали люфтваффе, при полном отсутствии дальних истребителей у КБФ. Так что оборона без перелома на основном направлении была обречена, но и не обороняться ни фронт, ни флот права не имели. Всё это было ясно и докладывалось наверх ещё 12 августа: «Продолжавшийся отход 8-й армии уже привёл к потере нами прибрежного фарватера и грозит дальнейшим ухудшением общей обстановки в операционной зоне КБФ. Противник, выходя ночью из финляндских шхер, имеет возможность безнаказанно заграждать минами единственный оставшийся у нас морской путь, для охраны которого требуется иметь не менее 20 сторожевых кораблей. Из имевшихся двенадцати базовых тральщиков некоторые требуют серьёзного ремонта, катеров МО не хватает. В то время как противник, располагая в Финском заливе закрытыми шхерными фарватерами, может не опасаться потерь на минах, наши потери должны возрастать.» Главный посыл – никаких десантов не будет, будут мины, много мин, очень много мин, тральщиков у нас нехватка, пора выводить отряд лёгких сил (крейсер, два лидера, девять эсминцев) в Ленинград. На армию надежды тоже нет, Таллин не удержать. И чем дольше затянем, тем больше потеряем. Флот делал всё что мог – 13 000 снарядов по противнику тому свидетельство, но заменить армию моряки не могли. И масштаб потерь при эвакуации Таллина был примерно ясен: «Из 40 кораблей и судов, проводившихся между Кронштадтом и Таллином за тралами, четырнадцать (или 35 %) было потеряно и повреждено от подрыва на минах, а также от действий бомбардировочной авиации противника.» Но выбора, собственно-то, и не было. Повторюсь – та война, к которой готовился КБФ, не состоялась, а как бороться с постоянным минированием при потере побережья и без прикрытия с воздуха, Трибуц со товарищи не знал. У него было два старых линкора, два крейсера, куча других кораблей, но не было достаточно тральщиков, что полбеды, не было ещё и нормальных тралов, и опытных экипажей, и возможности опереться на армию. Флот был похож на боксёра, получившего внезапный нокаут с сотрясением мозга: перед глазами плывёт, где противник – неясно, одно понятно – это не спортивный поединок, и все выученные правила и приёмы можно забыть. Прорыв Вообще, касательно эвакуации войск во Вторую мировую войну подходы были разные, и зависели они от того, что важнее – корабли или люди. Если англичане могли себе позволить положить часть флота возле Крита – они ложили, но сухопутных войск у Англии было немного, аналогично и Дюнкерк – один флот удержать германские десанты не мог и флотом жертвовали. А вот американцы своих на Филиппинах бросили, да и Дьепская тренировка англичан тоже не образец. У нас Одессу вывезли, а вот Севастополь бросили, Таллин вывезли, но оберегая в первую очередь боевые корабли. Звучит, конечно, предельно цинично, но – пехоты у нас хватало, и лишний корпус погоды не делал, а вот кораблей, нужных для обороны Ленинграда, не было. И возможности быстро построить не было, «у короля много» – это не о нас. Оттуда и приоритеты, и решения. Тем более не могли помочь эти самые «крейсер, два лидера, девять эсминцев» тихоходным купцам. Могли красиво и бестолково уйти на дно рядом с ними. Это правда бы помогло? Не было там безопасных фарватеров и безопасных путей. Точнее, мы-то сейчас знаем, а в те дни миелофона у Трибуца не было, и решения он принимал, исходя из данных разведки и здравого смысла. А здравый смысл говорил – южный маршрут давно не использовался, по логике немцы его усиленно минировали, плюс береговые батареи. Нельзя идти узким фарватером, черепашьим ходом, под огнём с берега – это самоубийство. Центральный фарватер – немцы с берега достать могут на пределе и неприцельно, мины есть, но конвои между Таллином и Ленинградом ходили регулярно – значит, в принципе, пройти можно. Северный маршрут – вдоль берегов Финляндии под огнём стационарных береговых батарей и по минным полям, плюс атаки самолётов и торпедных катеров. Опять самоубийство. Значит... всё правильно Трибуц выбрал. Да и сам переход – не считая обвехования фарватера, всё верно было сделано. Да и не сильно бы вехи помогли в тех условиях: слишком много кораблей, слишком много угроз и паники, слишком неопытные экипажи гражданских судов. Да и остальное мимо кассы, итог же таков: «До Кронштадта дошли крейсер (100 %), два лидера (100 %), пять эсминцев из десяти (50 %), шесть сторожевых кораблей из девяти (66 %), девять подводных лодок из одиннадцати (82 %), две канонерские лодки из трёх (66 %), десять базовых тральщиков (100 % ), шестнадцать тихоходных тральщиков из восемнадцати (89 %), три электромагнитных тральщика (100 %), двадцать шесть катерных тральщиков (100 %), тринадцать торпедных катеров из четырнадцати (93 %), двадцать три катера МО из двадцати пяти (92 %), три сетевых заградителя (100 %) и 32 судна из 75 (43 %). При этом из принятых на борт кораблей и судов 27 800 человек погибло около 11 000 человек, в том числе немногим более 3000 — гражданские лица.» Боевое ядро флота спасено и помогло отстоять Ленинград, почти половина конвоя прошла, и это в тех условиях явно не разгром, могло быть гораздо хуже. Потери? Да, потери большие, но на то лето и в той войне треть личного состава – это не разгром, это едва ли не успех. К Цусиме даже близко не стоит: если бы Рожественский провёл такой процент боевых кораблей и транспортов – это было бы победой. Остальное – рефлексия и искажение истории в угоду политике, когда героев выдают за трусов, а погибших – за жертв мясников-командиров. А между тем тогда все выполнили свой долг, и лучше без знания будущего не смог бы никто. Что, правда, не исключает ошибок, но покажите мне идеальных.
И звучит во всю – страшная трагедия, просчёты, непрофессионализм, глупость, неправильный выбор маршрута. Как по мне, трагедия, когда в Смоленском сражении погибло 83,6 % военнослужащих, задействованных в операции, и та с признаками оптимизма – за это время мы подготовились к обороне Москвы. Это была война на истребление, и её масштабы современному человеку, привыкшему к другой ценности человеческой жизни, не помещаются в голове. Размен полумиллиона солдат на месяц времени тем летом считался нормальным, точно так же начнут поступать и немцы в 1945 году. А война на Балтике – она, конечно, богата потерями, как и весь 1941 год, но на катастрофу никак не тянет, особенно если смотреть не на армию, а на флот, который оказался в уникальном положении. Уникальном, потому как флот до 1940 года существовал в одной реальности, где от него требовалось оборонять один, пусть и огромный город в глубине мелководного Финского залива, а в 1940 году он оказался в другой, где к Ленинграду с Кронштадтом добавились Ханко, балтийские острова и побережье Прибалтики. Ну и корабельный состав, который рос чересчур быстро при нашей традиционной нехватке баз и ремонтных мощностей. Проблему решали: год, отведённый на это дело, был потрачен не зря, так, главной базой флота стал Таллин, что было мудрым выбором – оттуда флот имел свободный выход как на Балтику, так и в Финский и Рижский заливы, была повторно освоена Либава с её судоремонтным заводом «Тосмаре», укреплены Моонзундские острова и Ханко. Но решения не только не были оптимальными, они и не могли быть такими. Та же Либава, где скопилось в ожидании ремонта немало советских кораблей. И не только кораблей – БК, мазут, прочие запасы. А где их было держать? Где ремонтировать? По-своему командование КБФ было право, когда во всю использовало Прибалтику – альтернативой было бы оттянуть сотни кораблей в Финский залив, где они бы стояли без толку и цели. Предыстория О возможности войны все догадывались ещё в мае, а непосредственно 19 июня флот перешёл к боевой готовности номер два, начата частичная эвакуация кораблей и мобзапаса с Либавы, усилены корабельные и воздушные дозоры. Задачи флота были утверждены ещё в апреле: — не допустить морских десантов противника на побережье Прибалтики и на острова Эзель и Даго; — совместно с военно-воздушными силами Красной Армии нанести поражение германскому флоту при его попытках пройти в Финский залив; — не допустить проникновения кораблей противника в Рижский залив; — содействовать сухопутным войскам, действующим на побережье Финского залива и на полуострове Ханко, обеспечивая их фланги и уничтожая береговую оборону противника; — быть в готовности обеспечить переброску одной стрелковой дивизии с побережья Эстонии на полуостров Ханко; — действиями флота в сочетании с оборонительными минными постановками, а также постановкой подводными минными заградителями минных банок на подходах к портам и базам, а на внутренних фарватерах — авиацией — затруднить развертывание и действия сил флота противника. А в 23:37 21 июня введена готовность номер один. Где флот допустил ошибку? Он её допустил, точнее даже две. Первая заключалась в том, что моряки не учли возможность катастрофы сухопутного фронта, когда уже в первый день Либава с ВМБ превратилась в мышеловку, через неделю был потерян Вентспилс, 30 июня пала Рига, а уже 5 августа началась оборона Главной базы флота. Но положа руку на сердце – как можно было учесть ТАКОЕ? Это сейчас мы умные, а тогда за такие мысли можно было и по этапу пойти, и правильно, рассчитывать на катастрофу фронта в течение недели – это паникёрство. И вторая ошибка – штаб флота ждал десантов, ждал атаки Ленинграда, ждал нового Моонзунда-1917, но не ждал минных постановок и ударов с воздуха, что и логично – если бы РККА медленно отступала, огрызаясь на каждом шагу, то немцы были бы просто вынуждены действовать крупными надводными кораблями, вот и пригодились тогда три минно-артиллерийских позиции, а немцам массированная постановка мин как раз бы не пригодилась – это помеха своим же силам. Да и воздушная угроза – Балтфлот имел в своём составе 302 истребителя. То, что ВВС РККА сожгут за первую неделю, тоже как-то не планировалось, для прикрытия же баз и кораблей сил было достаточно. Не верили только в Либаву, но отряд лёгких сил оттуда убрали, минзаг «Марти» увели, мобзапас вывезли. А неисправные корабли и подводные лодки, затянись оборона на пару недель, и не имей немцы подавляющего господства в воздухе, тоже вывели бы. В итоге вышло как вышло: «Минные заградители получили приказ об окончательной подготовке к боевым действиям 19 июня, а 21 июня пришёл условный сигнал на проведение активной минно-заградительной операции. Постановка мин началась в 23:30 21 июня.» Немцы на ту войну, к которой готовились мы, не явились, а разобраться в обстановке и эффективно парировать минную угрозу было нечем – наше отставание по связи и тральному оборудованию наложилось на быстрое развитие катастрофы и неадекватные решения Москвы, впрочем, тоже вызванные вполне понятными причинами – связь. Информацию с мест Центр получал неполную и с опозданием, зачастую толком не зная даже, где находятся целые армии. Оборона Нужно было ли оборонять Таллин? Вопрос риторический – конечно, нужно. Во-первых, это главная база флота, во-вторых – это часть обороны Ленинграда, и те немцы, которые находились под Таллином, не были на главном направлении, в-третьих – это связь с Моонзундом, тем самым, который мешал на всю катушку использовать противнику Рижский залив, и с которого бомбили Берлин, в-пятых – это потенциальная угроза немецким коммуникациям. Было ли достаточно для этого сил и запасов? Нет. Сухопутную оборону города начали готовить только 17 июля, и по вполне понятным причинам не успели, за три-то недели всего. Гарнизон – сборная солянка из остатков 10 стрелкового корпуса (10 тысяч человек без тяжёлого вооружения), эстонский рабочий полк, отряды моряков, в общей сумме около 20 тысяч человек и целая рота танков. Опорой обороны в таких условиях стали корабли – и как средство ПВО, и как костяк артиллерии. Нельзя сказать, что положения не понимали: с города успели вывезти 15 000 тонн грузов, эвакуировали 18 000 раненых, большему мешали минные заграждения и береговая батарея противника на мысе Юминданина. А ещё мешали люфтваффе, при полном отсутствии дальних истребителей у КБФ. Так что оборона без перелома на основном направлении была обречена, но и не обороняться ни фронт, ни флот права не имели. Всё это было ясно и докладывалось наверх ещё 12 августа: «Продолжавшийся отход 8-й армии уже привёл к потере нами прибрежного фарватера и грозит дальнейшим ухудшением общей обстановки в операционной зоне КБФ. Противник, выходя ночью из финляндских шхер, имеет возможность безнаказанно заграждать минами единственный оставшийся у нас морской путь, для охраны которого требуется иметь не менее 20 сторожевых кораблей. Из имевшихся двенадцати базовых тральщиков некоторые требуют серьёзного ремонта, катеров МО не хватает. В то время как противник, располагая в Финском заливе закрытыми шхерными фарватерами, может не опасаться потерь на минах, наши потери должны возрастать.» Главный посыл – никаких десантов не будет, будут мины, много мин, очень много мин, тральщиков у нас нехватка, пора выводить отряд лёгких сил (крейсер, два лидера, девять эсминцев) в Ленинград. На армию надежды тоже нет, Таллин не удержать. И чем дольше затянем, тем больше потеряем. Флот делал всё что мог – 13 000 снарядов по противнику тому свидетельство, но заменить армию моряки не могли. И масштаб потерь при эвакуации Таллина был примерно ясен: «Из 40 кораблей и судов, проводившихся между Кронштадтом и Таллином за тралами, четырнадцать (или 35 %) было потеряно и повреждено от подрыва на минах, а также от действий бомбардировочной авиации противника.» Но выбора, собственно-то, и не было. Повторюсь – та война, к которой готовился КБФ, не состоялась, а как бороться с постоянным минированием при потере побережья и без прикрытия с воздуха, Трибуц со товарищи не знал. У него было два старых линкора, два крейсера, куча других кораблей, но не было достаточно тральщиков, что полбеды, не было ещё и нормальных тралов, и опытных экипажей, и возможности опереться на армию. Флот был похож на боксёра, получившего внезапный нокаут с сотрясением мозга: перед глазами плывёт, где противник – неясно, одно понятно – это не спортивный поединок, и все выученные правила и приёмы можно забыть. Прорыв Вообще, касательно эвакуации войск во Вторую мировую войну подходы были разные, и зависели они от того, что важнее – корабли или люди. Если англичане могли себе позволить положить часть флота возле Крита – они ложили, но сухопутных войск у Англии было немного, аналогично и Дюнкерк – один флот удержать германские десанты не мог и флотом жертвовали. А вот американцы своих на Филиппинах бросили, да и Дьепская тренировка англичан тоже не образец. У нас Одессу вывезли, а вот Севастополь бросили, Таллин вывезли, но оберегая в первую очередь боевые корабли. Звучит, конечно, предельно цинично, но – пехоты у нас хватало, и лишний корпус погоды не делал, а вот кораблей, нужных для обороны Ленинграда, не было. И возможности быстро построить не было, «у короля много» – это не о нас. Оттуда и приоритеты, и решения. Тем более не могли помочь эти самые «крейсер, два лидера, девять эсминцев» тихоходным купцам. Могли красиво и бестолково уйти на дно рядом с ними. Это правда бы помогло? Не было там безопасных фарватеров и безопасных путей. Точнее, мы-то сейчас знаем, а в те дни миелофона у Трибуца не было, и решения он принимал, исходя из данных разведки и здравого смысла. А здравый смысл говорил – южный маршрут давно не использовался, по логике немцы его усиленно минировали, плюс береговые батареи. Нельзя идти узким фарватером, черепашьим ходом, под огнём с берега – это самоубийство. Центральный фарватер – немцы с берега достать могут на пределе и неприцельно, мины есть, но конвои между Таллином и Ленинградом ходили регулярно – значит, в принципе, пройти можно.
