✔ Первопроходцы неизвестности - «Военные действия»
Михаил 16-04-2017, 07:00 193 Новости дня / Военные действия
ПОХОЖИЕ
Перед экспериментом по лунной программе: испытатели С.П. Нефедов, Н.Н. Буркун, В.В. Щербинский и врач-экспериментатор Г.Ф. Макаров.
Полет Юрия Гагарина положил начало новой эпохе – космической. Но не все знают о тех, чьему самоотверженному труду мы обязаны тем, что гражданин именно нашей страны первым проторил дорогу в неизведанное. А ведь до полета Гагарина была проделана огромная подготовительная работа учеными, инженерами, конструкторами и испытателями. Представители последней категории проходили срочную службу в Институте авиационной (позднее и космической медицины – ГНИИИАКМ), что у метро «Динамо». Отряд испытателей был образован значительно раньше первого отряда космонавтов – постановлением СМ СССР от 24 октября 1952 года, которым предписывалось «создать специальную команду испытателей для испытания костюмов, скафандров, одежды и разработки других вопросов, связанных с обеспечением жизнедеятельности и работоспособности экипажей самолетов с большими скоростями и высотами».
«НАЗЕМНЫЕ КОСМОНАВТЫ»
Имена и заслуги тех, кто прокладывал Гагарину и другим космонавтам дорогу, почти не известны. Звезд на грудь они не получали, «звездами» их не величали. Они оставались на земле в тени. Иногда их называли «наземными космонавтами». Эти люди получали сильнейшие и длительные ускорения и перегрузки (в том числе ударные), подвергались невесомости в параболических полетах, длительной гипокинезии (ограниченной подвижности), резким и медленным изменениям барометрического давления, сбоям в системе дыхания. Их организм должен был переносить высокие и низкие температуры, повышенную влажность, тепловую радиацию, разные дозы вибраций и шумов, малые дозы ионизирующих излучений, химических веществ. Наконец, почувствовать все «прелести» длительной изоляции (исследования в сурдокамере), сильных психических и информационных воздействий, гипноза. Эти молодые мужчины участвовали в экспериментах в условиях, нарушающих нормальную циклограмму рабочей деятельности и отдыха, ограниченного потребления испытываемых продовольственных и питьевых рационов, комплексно-сочетанных факторов и многого другого. Проще дописать те немногие факторы, которым они не подвергались.
Тогда, в 1950–1960 годах, на тренажерах, специальных стендах изучалась дееспособность человека, в том числе с имитацией аварийных ситуаций и с целым комплексом воздействий. Испытывались и спецснаряжение экипажей, образцы полетной одежды, средства спасения. С учетом их эргономичности и выживания человека все проверялось в различных климато-географических зонах, в воде, в горах. Испытатели первыми входили в барокамеры, первыми надевали новые космические скафандры, первыми садились в кресла катапульт, все проверяя на себе, чтобы на высотах, в космосе другие могли себя чувствовать уверенно.
На протяжении десятков лет группа военных испытателей не имела никакого статуса. И до сих пор не имеет его, хотя НИИ у «Динамо» изначально включал название «испытательный». В воинских книжках рядовые, сержанты, старшины имели только одну запись: механик войсковой части. Опасность постоянно ходила рядом, нередки были механические травмы, стрессы, перенапряжения, ущерб здоровью.
После запуска первого спутника журналисты стремились донести до читателей любую информацию о космических делах: ведь предстоящее тогда было сверхактуальным. Иногда появлялись в печати и имена, фотографии. На Западе искатели сенсаций, не только бульварные, но и уважаемые западные издания, создавали впечатление, а затем и уверенность, что именно эти люди в СССР и готовились стать космонавтами. Когда же свершились полеты Гагарина, Титова, испытатели уже никого не интересовали. Их фамилии исчезли со страниц журналов и газет. А кто-то и посчитал, что они… погибли.
В СССР никто и не отрицал, что это – реальные личности. Белоконов, Грачев, Качур, Заводовский и другие на момент упоминания в прессе были живы и здоровы, годны без ограничений для испытаний авиационной и космической техники. Сейчас их нет среди нас. Но живы их родственники, друзья, коллеги-испытатели, работавшие с ними – Василий Дмитриевич Глаголев (время службы 1958–1960), Борис Иванович Бычковский (1959–1961), Федор Родионович Шкиренко (1959–1961).
ОДНИ ИЗ НЕМНОГИХ
В книге Бычковского «Наземные космонавты – первопроходцы космических трасс» представлены данные почти на всех испытателей, которые проходили службу в Государственном НИИИ ордена Красной Звезды авиационной и космической медицины. Вот некоторые из тех, кто был назван «погибшими космонавтами»:
Белоконов Алексей Тимофеевич, 1939 года рождения, рядовой.
В команде испытателей служил с марта по август 1959 года. С его участием проведено семь наземных испытаний по изучению влияния дыхания кислородом под избыточным давлением на организм человека. После окончания срока службы переведен на сверхсрочную службу и работал механиком в лаборатории высотного оборудования.
Белоконову часто поручали испытания кислородной системы в высотных костюмах и скафандрах. Во время экспериментов, да и в рабочие моменты его не раз фотографировали. А поскольку парень очень фотогеничный, то некоторые снимки были опубликованы в СМИ.
Вспоминает Александр, сын: «Как сейчас помню сообщение, в 1962 году услышанное по «Немецкой волне». Приятный женский голос известил: «В Советском Союзе погиб еще один космонавт. Очередной жертвой стал космонавт Алексей Белоконов».
А между тем ему предстояло еще три десятилетия трудиться на благо советской космической программы. Умер испытатель скоропостижно, на 53-м году жизни, возвращаясь с работы. За пять дней до 30-летия полета Юрия Гагарина – в апреле 1991 года.
Грачев Анатолий Николаевич, 1937 года рождения, русский, рядовой.
Время службы в команде испытателей – с января 1957 по ноябрь 1959 года. С его участием проведено 96 многопрофильных испытаний, в числе которых – наземные и высотные (до 30 км) при дыхании кислородом под различным давлением; вибрационные испытания различной интенсивности; длительные «сидения» – до 19 часов на имитируемой высоте 6 км; перепады высот (от 13 до 25 км за доли секунды при давлении 0,3 атм). В высотных испытаниях ему надевали компенсирующие костюмы и гермошлемы. Занесен в Книгу почета команды испытателей. Осенью 1959 года уволен из рядов Советской армии в звании младшего сержанта.
Заводовский Геннадий Васильевич, 1938 года рождения, украинец, рядовой.
В команде испытателей служил с ноября 1958 по сентябрь 1960 года. С его участием проведено 68 испытаний, преобладающее количество которых – высотные (от 5 до 35 км) при дыхании кислородом с избыточным давлением и без, при перепадах высот до 38 км, а также наземные – при дыхании кислородом с различным избыточным давлением. Занесен в Книгу почета испытателей. Замечательный музыкант: играл на трубе, саксофоне. Уволен в запас в звании младшего сержанта. Умер 23 февраля 2002 года, похоронен на кладбище «Ракитки» Ленинского района Подмосковья.
Качур Иван Дмитриевич, 1937 года рождения, украинец, ефрейтор.
Служил в команде испытателей с ноября 1958 по апрель 1960 года. Прошел через 42 испытания, в том числе высотные (до 25 км) в барокамере с дыханием кислородом под избыточным давлением, наземные, с дыханием кислородом под избыточным давлением. Занесен в Книгу почета испытателей. Уволен из рядов Советской армии 28 апреля 1960 года сержантом; отбыл на свою малую родину – в Ивано-Франковскую область, где трудился в детском доме.
«ЖЕРТВЫ ФАНТОМНОЙ КОСМОНАВТИКИ»
По словам Владимира Щербинского, в отличие от других «жертв фантомной космонавтики» имя Белоконова гораздо чаще других появлялось и в отечественной прессе.
Главный редактор «Известий» А.И. Аджубей приходился зятем Н.С. Хрущеву, лидеру Советского государства и правящей КПСС. Алексей Иванович и попросил «космонавтов-фантомов» побеседовать с журналистами, чтобы те представили их миллионам. В редакцию смогли приехать только двое из звездной пятерки – Алексей Белоконов и Геннадий Михайлов. Заводовский жил в Москве, работал шофером, в редакцию не смог попасть: был в рейсе. Грачев работал в Рязани на заводе счетно-аналитических машин, тоже не успевал прибыть. По той же причине с Украины не приехал воспитатель детдома Качур.
И вот 27 мая 1963 года в «Известиях» появилась фотография двух «космонавтов». Было опубликовано и открытое письмо Аджубея хозяину журнала «Нью-Йорк Джорнэл Америкэн» Херсту-младшему. Это издание, пожалуй, больше других муссировало мифическую смерть «космонавта Белоконова» в полете. Через два дня Белоконов и Заводовский сами опубликовали ответ американцам в газете «Красная Звезда». Они писали: «…Не довелось подниматься в заатмосферное пространство. Мы занимаемся испытанием различной аппаратуры и техники для высотных полетов. Во время этих испытаний никто не погиб».
Однако опровержения не положили конец завываниям из-за океана о «гибельном полете» Белоконова. Прошло всего два года с момента беседы в «Известиях», а те же «Нью-Йорк Джорнэл Америкэн» и «Уикэнд» вновь вытащили уже опровергнутую историю. Пришлось и на новую волну слухов реагировать. 30 июня 1963 года в «Известиях» появляется заметка «Потрепанная фальшивка». В те же дни в «Красной Звезде» напечатана статья генерала Н.П. Каманина «Кому нужны космические небылицы». Такая «популярность» Алексея Тимофеевича в итоге едва не обернулась международным скандалом.
Чтобы доказать, что Белоконов жив-здоров, пришлось провести в июле 1963 года работу, так сказать, на правительственном уровне. Для чего А.И. Аджубей, уже согласовав с Н.С. Хрущевым, пригласил космонавта Германа Степановича Титова и самого Алексея Тимофеевича на аэродром. Там был снят сюжет о людях, участвующих в подготовке космических полетов. Белоконов в качестве механика производит предполетное обслуживание самолета Титова. На экране Алексея показали вживую – и без скафандра.
Справедливости ради следует отметить: не все испытатели увольнялись здоровыми из рядов Советской армии. Так, солдаты первых призывов (1953–1963) признавались медицинской комиссией не годными к дальнейшей службе в команде испытателей. Каждый пятый признавался «ограниченно годным», а каждый шестой был откомандирован в другую часть для прохождения воинской службы или демобилизован. Среди служащих призывов 1964–1978 годов и 1979–2004 годов по той же причине каждый седьмой был откомандирован в другую военную часть.
Если взять среднюю статистику смертности испытателей космических систем, можно отметить, что некоторые доживали только до 35–40 лет, а средняя продолжительность жизни вначале составляла 50 лет. Те же, кто переходил этот рубеж, постоянно болели и имели множество диагнозов. По некоторым не подтвержденным данным, в 1960–1970-х годах почти у трети штатных испытателей при увольнении диагностированы различные отклонения от первоначального состояния (на момент зачисления в команду). Безусловно, это итог экстремальных воздействий, которым подвергались именно испытатели, проверяя на себе предельные и запредельные как физические, так и психические нагрузки. «Земной космос» оказался столь же опасен, как проникающая радиация или как океанская бездна, которая затягивает и уничтожает...
РАБОТА БЕЗ РЕГЛАМЕНТА И ЛЬГОТ
Кандидаты в испытатели проходили очень тщательный отбор по медицинским показателям и были абсолютно здоровыми, что фиксировалось записью «годен без ограничений» (из 5 тыс. обследованных военнослужащих-кандидатов в испытатели подходили только примерно 25 человек; да и потом, в ходе экспериментов, происходил отсев). При этом медицинские критерии отбора были строже тех, что предъявлялись летному составу истребительной авиации и даже кандидатам в космонавты. Потому что воздействие неизвестных факторов должно было вначале изучаться на людях, которые имеют огромный потенциал жизненных ресурсов, чтобы выявить предельно переносимые перегрузки и способы их уменьшения. Например, во время подготовки первого полета КК «Восход» (модифицированный «Восток»). Вместо одного космонавта в нем должны были полететь трое, но уже без скафандров. Это было большим риском. А еще этот полет был первым, когда космонавты должны были совершать посадку непосредственно в спускаемом аппарате. Для чего были разработаны и испытаны индивидуальные амортизационные ложементы-кресла для каждого космонавта.
В опробовании (испытании) их было предложено поучаствовать будущим космонавтам В.М. Комарову и Б.В. Волынову. Сброс осуществлялся на бетонную плиту. Мнение Волынова: «Первое впечатление, что это – конец. Удар был такой силы, что все внутри оборвалось». По окончании испытаний оба написали акт о том, что «космонавтов нецелесообразно привлекать к подобным испытаниям: слишком дорогое удовольствие. Вообще можно потерять космонавта, его просто отстранят по состоянию здоровья». Еще одному космонавту принадлежит фраза: «Я не испытатель, чтобы выдерживать такие перегрузки». Вот так сами герои определили сложность и опасность этой работы.
Испытатели были первыми «космопроходцами», поскольку даже медики не знали предельных возможностей организма. Между тем нужно было определить «безопасный коридор» для будущих космонавтов; поэтому при подготовке и проведении экспериментов на риск шли не только солдаты-испытатели, но и офицеры-медики, руководители этих экспериментов. Тесная связка и взаимовыручка триады «испытатель – врач – техник барокамеры» являлась гарантией успеха эксперимента и выполнения в конечном счете задач по космическим исследованиям в СССР.
Регламента на участие испытателей в экспериментах тогда не было, как «не было» в СССР до 1953 года (и даже позже) такой работы и такой специальности – «испытатель авиационных (затем – и космических) систем»! Срок службы – опаснейшей работы – шел год за год, деньги платили смешные, каких-то льгот на будущее не предусматривалось вообще. Некоторые испытатели досрочно освобождались по состоянию здоровья и с некими диагнозами уезжали домой. Почему так несправедливо случилось, что они остались без какой-либо поддержки государства – тогда, да и сейчас, когда они превратились в немощных стариков?!
Общее число штатных испытателей, призванных из многих республик СССР и за 50 с лишним лет многократно участвовавших в экспериментах, составило примерно 900 человек.
Кроме названной категории в экспериментах участвовали и внештатные испытатели-добровольцы – военные и гражданские инженеры, медики. В книге «Русский Джон: из тачанки – на Луну» немало сказано и о них. Так, большинство «внештатников» НИИИАКМ имели на счету десятки экспериментов. Многое сделали, действуя «по обе стороны» испытаний, офицеры И. Касьян, Г. Анисимов, Б. Блинов, В. Перфилкин, А. Мнациканьян, другие сотрудники института. «Среди них и подполковники, полковники медицинской службы М. Вакар, И. Бобровницкий, М. Дворников, А. Кондратьев, О. Балуев, П. Турзин. Пройдя школу экспериментов в ипостасях внештатных испытателей, Станислав Бугров, Сергей Гозулов, Владимир Пономаренко уже генералами в разные годы возглавляли институт», – отмечено в книге об офицере-испытателе-артисте Джоне Гридунове.
Военные испытатели создали затем основу подобных подразделений в других организациях, на предприятиях космической отрасли СССР. Так, в декабре 1963 года на базе института у «Динамо» по инициативе С.П. Королева и М.В. Келдыша рядом, на Хорошевском шоссе, был создан Институт медико-биологических проблем (ныне ГНЦ РФ – ИМБП РАН). Там тоже продолжались подобные эксперименты, но уже на профессиональной основе. После увольнения в запас туда пришли некоторые испытатели ИАКМ, в их числе сержант Сергей Нефедов и рядовой Евгений Кирюшин. Оба в ноябре 1997 года стали Героями России. Но и тогда, признав их заслуги, государство не отметило: это – за работу испытателями, за подвиг прохождения тяжелейших экспериментов.
А в 1960-х годах на машиностроительном заводе № 918 (ныне НПП «Звезда») появился медицинский отдел, который на наработках ИАКМ сформировал подразделение добровольцев – испытателей космических систем безопасности и жизнеобеспечения; эти люди получили официальный статус.
Те, кто трудился в ИМБП, ЦПК им. Ю.А. Гагарина и в НПП «Звезда», получили признание и статус испытателя и были отмечены наградами, кои и не снились их предтечам.
О пионерах же освоения космической техники и снаряжения – забвение и тишина; о них и поныне мало кому известно. Даже ведущий испытатель ЦПК им. Ю.А. Гагарина, Герой России полковник Виктор Рень обмолвился в интервью, что понятие «космические испытатели» появилось в начале 60-х годов, то есть позже… создания отряда космонавтов ИАКМ. Виктор Рень и тогдашний начальник ЦПК, космонавт, Герой России, генерал-лейтенант Василий Циблиев с удивлением узнали в 2007 году, что все начиналось, оказывается, с солдат и сержантов срочной службы ВВС, которые были первыми испытателями космических систем. Вот цена забвения и исторической несправедливости…
ЧТОБЫ ПОМНИЛИ
Многие ушли из жизни, остались старики. Дедушки и те, кто пришел на смену. Разумеется, они участвовали в разных по сложности и количеству экспериментах, включая особо опасные. К сожалению, их не объединяет профессиональная ассоциация, хотя давно требовалось сделать это на государственном уровне (как в авиации – с летчиками-испытателями и другими специалистами). Их объединяют болезни и, главное, молчание, беспамятство вокруг. Будто ничего никогда и не было...
Первые попытки воздать должное людям героических профессий были сделаны в 1957 году, через 5 лет после организации отряда испытателей, когда большая группа летчиков-испытателей авиапрома (17 человек, Указ Президиума Верховного Совета СССР от 1 мая 1957 года) и ВВС (12 человек, Указ Президиума Верховного Совета СССР от 9 сентября 1957 года) была удостоена статуса, званий, социальных гарантий и привилегий.
При вручении Золотых Звезд Героев в Кремле они подняли вопрос о том, что большинство испытателей, отработав на этой опасной работе не один десяток лет, уходят на пенсию, не имея никаких наград за свою работу и никаких льгот социального характера. В ответ руководством страны было предложено подготовить предложения для устранения этого недостатка. Вскоре в правительство был направлен проект Указа об учреждении почетных званий «Заслуженный летчик-испытатель СССР» и «Заслуженный штурман-испытатель СССР». Уже летом 1958 года вопросы о новых почетных званиях были окончательно согласованы; вскоре был опубликован соответствующий Указ Президиума ВС СССР, в котором конкретизировались и льготы (год работы-службы засчитывался за два и т.д.).
Мы далеки от мысли, что все бывшие испытатели из числа тех, кто осваивал авиакосмическую технику и снаряжение, получат высокие награды и льготы. Но их вклад в развитие новой техники и подвиги в небе достаточно значимы. О чем говорит факт участия в решении величайшей задачи – подготовки к полету человека в космос. Думается, ни у кого не возникнут сомнения в правомочности постановки вопроса об уважении государства и общества к некогда молодым парням, проделавшим уникальную работу во имя славы Родины.
Справедливости ради следует подчеркнуть: отнюдь не этические соображения вынуждали замалчивать тему. На экспериментах 1950–1960-х годов гриф секретности был как бы двойным: во-первых, «космическим», поскольку соперничество в космосе шло в русле гонки вооружений; и, во-вторых, «особой государственной важности» – в условиях соблюдения всемирного запрета на любые опыты над людьми. Потому что еще в 1945 году в Нюрнберге, помня о страшных опытах фашистских изуверов над людьми в концлагерях и спецлабораториях, Советский Союз, как и государства-союзники, подписал Международную конвенцию о запрете любых экспериментов над людьми. Поэтому ветераны-испытатели, которые когда-то солдатами шли на «амбразуры» рискованных экспериментов (даже с возможным смертельным исходом), не могут получить официального признания своего участия в тех исследованиях.
Однако должно ли международное сообщество отказаться от прогресса и новых открытий? Ничего негуманного в тех предкосмических экспериментах не было. Когда разрабатывается новое лекарство, прежде чем запускать его в производство, испытывают на животных и затем на больных. А разве проникновение в Неизвестное – не такое же дело? Вот и космонавты, астронавты, тайконавты фактически являются испытателями. Так почему же их труд признан мировым сообществом, а труд военных испытателей, которые также рисковали жизнью, – нет?
Почему доску с именами солдат-испытателей нельзя поместить на территории института? А учитывая то, что в испытаниях участвовали представители многих республик, народностей СССР, следовало бы установить звезду возле ВДНХ, на Аллее Героев космоса. Чтобы знали и помнили…
А лучше – чтобы стоял там памятник Испытателю, Врачу-исследователю и Инженеру/Технику. Памятник той самой «троице», которая до начала космической эры и в первые годы прокладывала на земле путь к звездам.
Герой России Сергей Нефедов не раз ставил вопрос: хотя бы к знаменательным датам космонавтики следует награждать испытателей, о которых забыли. А были бы успешными первые полеты в космос, если бы не высочайшая планка безопасности, заданная испытателями? От уважения граждан государством зависит и ответное доверие народа к власти. Нам требуются ощущение страны «под собой», справедливость сейчас и на деле, а не обещания что-то сделать когда-нибудь.
Требуются внимание и моральное веление, политическая воля, чтобы «несуществующие», «засекреченные» люди стали существующими, чтобы их деятельность стала известна. Для имиджа России было бы благородно выразить признательность всем солдатам-испытателям из бывших республик Союза – Украины, Белоруссии, Казахстана, Грузии и др. за их вклад в наши космические прорывы.
То, что совершили в свое время испытатели в погонах, обозначив новые границы возможностей, заложило основу выхода человека за пределы Земли, открыв новую эру человечества. Позволило в дальнейшем, по словам Нейла Армстронга, совершить «маленький шаг одного человека – и гигантский прыжок всего человечества» в продолжении освоения Вселенной. Идущим следом стоит вспоминать тех, у кого скромная судьба. Они оставались в тени, не попадали на экраны телевизоров и не пользовались популярностью артистов, певцов или космонавтов. Но они – разведчики, идущие впереди, чтобы другие знали: испытано на себе, можно двигаться дальше.
ПОДВИГИ БЕЗ СРОКА ДАВНОСТИ
В суете праздничных собраний, на концертах нередко награждают непричастных чиновников, а также актеров – «героев» космических фильмов и литераторов, но забыли штатных и внештатных героев-испытателей. Иногда, в апреле, и о них вспоминают как о первопроходцах. Правда, только в коллективах, где они участвовали в испытаниях. Кто-то из этих мужчин стал известен при жизни, о ком-то совсем забыли. Единицы получили признание за свою опасную работу. Те, кто по завершении испытательной службы продолжил трудиться в соответствующих организациях. Но жизнь-то у каждого одна, она могла прерваться у любого при любых испытаниях, любой эксперимент мог стать пыткой (не случайно коренное слово для профессии – «пытать»).
За полвека существования команды испытателей награждены были всего 20 человек (это из почти тысячи солдат, сержантов и офицеров – испытателей). Из них 5 человек – медалями, остальные 15 – грамотами руководства института и ЦК ВЛКСМ. Лишь немногие военные испытатели получили в 2012 году нагрудный знак «Заслуженный испытатель космической техники», награду общественной организации – Федерации космонавтики России, но не государства. Но звание «Заслуженный космический испытатель Российской Федерации» как государственный, а не общественный статус, целиком и полностью относится и к родоначальникам этой профессии – военным испытателям авиационного и космического оборудования, снаряжения, тяжелых условий полета на земле.
Встречаются ветераны по праздничным, а то и печальным датам. Вспоминают молодость и тех, кто уже не придет. Не жалуются, но констатируют: летчики, парашютисты, подводники, военнослужащие, ощутившие на своем здоровье (разово) последствия ядерных испытаний на Тоцком полигоне, на Новой Земле – все они заслужили награды, почести, государственные знаки отличия «Заслуженный испытатель… СССР», достойное медицинское обслуживание и пенсионное обеспечение, льготы по оплате коммунальных услуг.
А с предвестниками покорения космоса… То ли голос их негромким оказался, то ли начальство часто сменялось и не удосуживалось подать в Кремль проекты законов, указов, чтобы отметить заслуги системно.
Но разве благодарность поколений не заслужили те, кто гарантировал жизнь и здоровье летчикам, освоившим высоты и сверхвысокие скорости, безопасность нашим – и зарубежным – космонавтам? А молчание выгодно фальсификаторам истории, тем, кто подтасовывает, передергивает и другие ее страницы.
В конце концов это призыв совести, моральный императив…
Перед экспериментом по лунной программе: испытатели С.П. Нефедов, Н.Н. Буркун, В.В. Щербинский и врач-экспериментатор Г.Ф. Макаров. Полет Юрия Гагарина положил начало новой эпохе – космической. Но не все знают о тех, чьему самоотверженному труду мы обязаны тем, что гражданин именно нашей страны первым проторил дорогу в неизведанное. А ведь до полета Гагарина была проделана огромная подготовительная работа учеными, инженерами, конструкторами и испытателями. Представители последней категории проходили срочную службу в Институте авиационной (позднее и космической медицины – ГНИИИАКМ), что у метро «Динамо». Отряд испытателей был образован значительно раньше первого отряда космонавтов – постановлением СМ СССР от 24 октября 1952 года, которым предписывалось «создать специальную команду испытателей для испытания костюмов, скафандров, одежды и разработки других вопросов, связанных с обеспечением жизнедеятельности и работоспособности экипажей самолетов с большими скоростями и высотами». «НАЗЕМНЫЕ КОСМОНАВТЫ» Имена и заслуги тех, кто прокладывал Гагарину и другим космонавтам дорогу, почти не известны. Звезд на грудь они не получали, «звездами» их не величали. Они оставались на земле в тени. Иногда их называли «наземными космонавтами». Эти люди получали сильнейшие и длительные ускорения и перегрузки (в том числе ударные), подвергались невесомости в параболических полетах, длительной гипокинезии (ограниченной подвижности), резким и медленным изменениям барометрического давления, сбоям в системе дыхания. Их организм должен был переносить высокие и низкие температуры, повышенную влажность, тепловую радиацию, разные дозы вибраций и шумов, малые дозы ионизирующих излучений, химических веществ. Наконец, почувствовать все «прелести» длительной изоляции (исследования в сурдокамере), сильных психических и информационных воздействий, гипноза. Эти молодые мужчины участвовали в экспериментах в условиях, нарушающих нормальную циклограмму рабочей деятельности и отдыха, ограниченного потребления испытываемых продовольственных и питьевых рационов, комплексно-сочетанных факторов и многого другого. Проще дописать те немногие факторы, которым они не подвергались. Тогда, в 1950–1960 годах, на тренажерах, специальных стендах изучалась дееспособность человека, в том числе с имитацией аварийных ситуаций и с целым комплексом воздействий. Испытывались и спецснаряжение экипажей, образцы полетной одежды, средства спасения. С учетом их эргономичности и выживания человека все проверялось в различных климато-географических зонах, в воде, в горах. Испытатели первыми входили в барокамеры, первыми надевали новые космические скафандры, первыми садились в кресла катапульт, все проверяя на себе, чтобы на высотах, в космосе другие могли себя чувствовать уверенно. На протяжении десятков лет группа военных испытателей не имела никакого статуса. И до сих пор не имеет его, хотя НИИ у «Динамо» изначально включал название «испытательный». В воинских книжках рядовые, сержанты, старшины имели только одну запись: механик войсковой части. Опасность постоянно ходила рядом, нередки были механические травмы, стрессы, перенапряжения, ущерб здоровью. После запуска первого спутника журналисты стремились донести до читателей любую информацию о космических делах: ведь предстоящее тогда было сверхактуальным. Иногда появлялись в печати и имена, фотографии. На Западе искатели сенсаций, не только бульварные, но и уважаемые западные издания, создавали впечатление, а затем и уверенность, что именно эти люди в СССР и готовились стать космонавтами. Когда же свершились полеты Гагарина, Титова, испытатели уже никого не интересовали. Их фамилии исчезли со страниц журналов и газет. А кто-то и посчитал, что они… погибли. В СССР никто и не отрицал, что это – реальные личности. Белоконов, Грачев, Качур, Заводовский и другие на момент упоминания в прессе были живы и здоровы, годны без ограничений для испытаний авиационной и космической техники. Сейчас их нет среди нас. Но живы их родственники, друзья, коллеги-испытатели, работавшие с ними – Василий Дмитриевич Глаголев (время службы 1958–1960), Борис Иванович Бычковский (1959–1961), Федор Родионович Шкиренко (1959–1961). ОДНИ ИЗ НЕМНОГИХ В книге Бычковского «Наземные космонавты – первопроходцы космических трасс» представлены данные почти на всех испытателей, которые проходили службу в Государственном НИИИ ордена Красной Звезды авиационной и космической медицины. Вот некоторые из тех, кто был назван «погибшими космонавтами»: Белоконов Алексей Тимофеевич, 1939 года рождения, рядовой. В команде испытателей служил с марта по август 1959 года. С его участием проведено семь наземных испытаний по изучению влияния дыхания кислородом под избыточным давлением на организм человека. После окончания срока службы переведен на сверхсрочную службу и работал механиком в лаборатории высотного оборудования. Белоконову часто поручали испытания кислородной системы в высотных костюмах и скафандрах. Во время экспериментов, да и в рабочие моменты его не раз фотографировали. А поскольку парень очень фотогеничный, то некоторые снимки были опубликованы в СМИ. Вспоминает Александр, сын: «Как сейчас помню сообщение, в 1962 году услышанное по «Немецкой волне». Приятный женский голос известил: «В Советском Союзе погиб еще один космонавт. Очередной жертвой стал космонавт Алексей Белоконов». А между тем ему предстояло еще три десятилетия трудиться на благо советской космической программы. Умер испытатель скоропостижно, на 53-м году жизни, возвращаясь с работы. За пять дней до 30-летия полета Юрия Гагарина – в апреле 1991 года. Грачев Анатолий Николаевич, 1937 года рождения, русский, рядовой. Время службы в команде испытателей – с января 1957 по ноябрь 1959 года. С его участием проведено 96 многопрофильных испытаний, в числе которых – наземные и высотные (до 30 км) при дыхании кислородом под различным давлением; вибрационные испытания различной интенсивности; длительные «сидения» – до 19 часов на имитируемой высоте 6 км; перепады высот (от 13 до 25 км за доли секунды при давлении 0,3 атм). В высотных испытаниях ему надевали компенсирующие костюмы и гермошлемы. Занесен в Книгу почета команды испытателей. Осенью 1959 года уволен из рядов Советской армии в звании младшего сержанта. Заводовский Геннадий Васильевич, 1938 года рождения, украинец, рядовой. В команде испытателей служил с ноября 1958 по сентябрь 1960 года. С его участием проведено 68 испытаний, преобладающее количество которых – высотные (от 5 до 35 км) при дыхании кислородом с избыточным давлением и без, при перепадах высот до 38 км, а также наземные – при дыхании кислородом с различным избыточным давлением. Занесен в Книгу почета испытателей. Замечательный музыкант: играл на трубе, саксофоне. Уволен в запас в звании младшего сержанта. Умер 23 февраля 2002 года, похоронен на кладбище «Ракитки» Ленинского района Подмосковья. Качур Иван Дмитриевич, 1937 года рождения, украинец, ефрейтор. Служил в команде испытателей с ноября 1958 по апрель 1960 года. Прошел через 42 испытания, в том числе высотные (до 25 км) в барокамере с дыханием кислородом под избыточным давлением, наземные, с дыханием кислородом под избыточным давлением. Занесен в Книгу почета испытателей. Уволен из рядов Советской армии 28 апреля 1960 года сержантом; отбыл на свою малую родину – в Ивано-Франковскую область, где трудился в детском доме. «ЖЕРТВЫ ФАНТОМНОЙ КОСМОНАВТИКИ» По словам Владимира Щербинского, в отличие от других «жертв фантомной космонавтики» имя Белоконова гораздо чаще других появлялось и в отечественной прессе. Главный редактор «Известий» А.И. Аджубей приходился зятем Н.С. Хрущеву, лидеру Советского государства и правящей КПСС. Алексей Иванович и попросил «космонавтов-фантомов» побеседовать с журналистами, чтобы те представили их миллионам. В редакцию смогли приехать только двое из звездной пятерки – Алексей Белоконов и Геннадий Михайлов. Заводовский жил в Москве, работал шофером, в редакцию не смог попасть: был в рейсе. Грачев работал в Рязани на заводе счетно-аналитических машин, тоже не успевал прибыть. По той же причине с Украины не приехал воспитатель детдома Качур. И вот 27 мая 1963 года в «Известиях» появилась фотография двух «космонавтов». Было опубликовано и открытое письмо Аджубея хозяину журнала «Нью-Йорк Джорнэл Америкэн» Херсту-младшему. Это издание, пожалуй, больше других муссировало мифическую смерть «космонавта Белоконова» в полете. Через два дня Белоконов и Заводовский сами опубликовали ответ американцам в газете «Красная Звезда». Они писали: «…Не довелось подниматься в заатмосферное пространство. Мы занимаемся испытанием различной аппаратуры и техники для высотных полетов. Во время этих испытаний никто не погиб». Однако опровержения не положили конец завываниям из-за океана о «гибельном полете» Белоконова. Прошло всего два года с момента беседы в «Известиях», а те же «Нью-Йорк Джорнэл Америкэн» и «Уикэнд» вновь вытащили уже опровергнутую историю. Пришлось и на новую волну слухов реагировать. 30 июня 1963 года в «Известиях» появляется заметка «Потрепанная фальшивка». В те же дни в «Красной Звезде» напечатана статья генерала Н.П. Каманина «Кому нужны космические небылицы». Такая «популярность» Алексея Тимофеевича в итоге едва не обернулась международным скандалом. Чтобы доказать, что Белоконов жив-здоров, пришлось провести в июле 1963 года работу, так сказать, на правительственном уровне. Для чего А.И. Аджубей, уже согласовав с Н.С. Хрущевым, пригласил космонавта Германа Степановича Титова и самого Алексея Тимофеевича на аэродром. Там был снят сюжет о людях, участвующих в подготовке космических полетов. Белоконов в качестве механика производит предполетное обслуживание самолета Титова. На экране Алексея показали вживую – и без скафандра. Справедливости ради следует отметить: не все испытатели увольнялись здоровыми из рядов Советской армии. Так, солдаты первых призывов (1953–1963) признавались медицинской комиссией не годными к дальнейшей службе в команде испытателей. Каждый пятый признавался «ограниченно годным», а