✔ Антисоветчик — всегда русофоб: кровавые чернила «правозащитника» Ковалева - «Общество»

В истории российского правозащитного движения — немало достойных страниц. Но есть и откровенно позорные — связанные с первым десятилетием после развала Советского Союза. Хотя, казалось бы, именно в то время к руководству отечественной правозащиты пришли те самые «правильные и честные», которые десятилетиями боролись с «тоталитарной советской системой» и в конце концов одолели ее.

Федеральное агентство новостей вспоминает, как движение за права человека в России превратилось в свою противоположность в 1990-е годы, на примере первого официального российского «правозащитника» — Сергея Ковалева.

Письма в Спортлото

Сергей Адамович Ковалев родился 2 марта 1930 года в семье железнодорожника в городке Середина-Буда, который сегодня расположен в Сумской области Украины. В 1932 году его семья переехала в подмосковные Подлипки.

В 1954 году Сергей окончил биологический факультет Московского государственного университета. Научная карьера у молодого биолога сразу пошла в гору: уже в 1964 году Ковалев защитил кандидатскую диссертацию, начав с того же года заведовать лабораторией математических методов в биологии в Институте биофизики.

Однако буквально через пару лет 36-летний Сергей организовывает сбор подписей под обращением в Президиум Верховного Совета СССР в защиту писателей Андрея Синявского и Юлия Даниэля, осужденных по статье «Антисоветская пропаганда». А еще два года спустя Ковалев становится активным участником диссидентского «движения в защиту прав человека» — мутного сообщества таких же антисоветчиков, мечтавших о крахе политической системы своего государства в условиях холодной войны, развязанной Западом.

В 1969 году Ковалев входит в состав «Инициативной группы защиты прав человека в СССР» — первой «правозащитной» организации в стране, естественно неофициальной. Основным видом деятельности группы из 15 человек становится написание «писем в Спортлото»: ее авторский коллектив сочинял открытые обращения о политических преследованиях в СССР, адресованные преимущественно в ООН.

Новая сфера деятельности Ковалева ожидаемо поставила крест на его профессиональных занятиях: в 1969 году он был уволен с должности завотделом в Институте биофизики. Тогда-то он и превратился в «профессионального» диссидента.

С 1971 года он стал одним из самых активных участников издания «Хроники текущих событий» — машинописного информационного бюллетеня «правозащитников». Ковалев не просто был автором «Хроники», но и редактором выпусков с 28-го по 30-й и с 32-го по 34-й, практически бессменно ведя бюллетень с 1971 по 1974 год.

Интересно, что сам по себе выпуск «хроники» не был уголовным деянием в СССР: она была легальным изданием в том смысле, что ее содержание, форма и способ распространения не противоречили установленному в то время законодательству. В силу этого преследование Ковалева в СССР велось по другим статьям, хотя все понимали, что причина кроется в «деанонимизации» редакторов «Хроники».

7 мая 1974 года, подгадав скандал ко Дню Победы, несколько выпускающих редакторов «Хроники», в том числе Татьяна Великанова, Сергей Ковалев и Татьяна Ходорович, решили перевести вопрос в публичную плоскость, созвав пресс-конференцию в Москве с участием зарубежной прессы. На ней три подготовленных выпуска «Хроники» были открыто переданы иностранным журналистам, а вместе с ними — заявление для прессы, подписанное тремя присутствующими редакторами.

Столь открытой фронды советская власть стерпеть не могла — и уже 28 декабря того же года Ковалева арестовывают по обвинению в антисоветской агитации и пропаганде. В декабре 1975 года суд в Вильнюсе приговаривает его к семи годам лишения свободы и трем годам ссылки.

После отбытия тюремного срока Ковалев поселился в Калинине (ныне — Тверь), а в Москву вернулся только в 1987 году, с началом горбачевской «перестройки» и «гласности».

Надо заметить, что Сергея Адамовича фактически реабилитировали еще при СССР: в том же 1987 году он получил престижное место в Институте проблем передачи информации АН СССР. Но раж борьбы с государством оказался сильнее — и спустя три года Ковалев написал заявление на увольнение. Теперь уже — по собственному желанию.

Без руля и без ветрил

По словам самого Ковалева, вернуться к политической деятельности его побудил Андрей Сахаров. В декабре 1989 года Сергей Адамович выдвинул свою кандидатуру на выборах народных депутатов РСФСР и в марте 1990 года был избран от одного из московских округов в первом туре голосования. Тогда таких любили.

Его работа в Верховном Совете РСФСР наглядно показала, что автор и редактор «Хроники текущих событий» весьма оригинально представлял себе правозащитную деятельность: мало разбираясь в текущей политике и в людях, он часто сочетал высокие идеи с дремучей неразборчивостью. Все это приводило к вопиющей некомпетентности в реальных делах.

Скажем, Ковалев, будучи народным депутатом РСФСР, стал одним из авторов российской «Декларации прав человека и гражданина», принятой в январе 1991 года. Был он также активным проводником принятия закона «О реабилитации жертв политических репрессий», принятого в том же году.

Но в то же время именно руководимый Ковалевым комитет ВС РСФСР по правам человека оказался автором закона… «О чрезвычайном положении», который затем был самым непосредственным образом использован Борисом Ельциным для узурпации власти в 1993 году, в том числе путем ограничения полномочий Верховного Совета.

Был Ковалев и в первых рядах нардепов, голосовавших за ратификацию преступных «Беловежских соглашений». Причем голосовал Адамыч не просто за «создание СНГ», но за самый жесткий вариант разделения будущих независимых стран, с денонсацией Договора о создании СССР 1922 года.

Почему этот «правозащитник» перенес свою ненависть к исчезнувшей авторитарной власти на всю страну и населяющих ее сотен миллионов людей? Потому что «Карфаген должен быть разрушен»: мы еще неоднократно встретим отсылки Ковалева к «тюрьме народов». Причем каких угодно народов, только не русского.

Некомпетентность Ковалева проявилась даже в «малых делах». Достаточно вспомнить, как в 1991 году он ходатайствовал о досрочном освобождении уголовного авторитета, «вора в законе» Вячеслава Иванькова по кличке «Япончик». Иваньков, неоднократно судимый во времена СССР, в 1982 году был приговорен к 14 годам лишения свободы, и, судя по всему, Ковалев бездумно посчитал его «жертвой системы».

Впоследствии он пытался неуклюже оправдываться: якобы к нему обратились с жалобой родственники Иванькова, боявшиеся, что того направят «на зону, с руководством которой у Вячеслава случился серьезный конфликт». Результат ковалевской «правозащиты» прекрасно известен: в 1992 году Япончик эмигрировал в США и организовал там разветвленную международную сеть мафиозных группировок, причастную к заказным убийствам, наркоторговле и другому преступному бизнесу.

«Русский, сдавайся!»

В 1993 году Ельцин назначил полюбившего вдруг власть Сергея Ковалева председателем комиссии по правам человека при президенте РФ. Начиная с 1994 года Адамыч будет совмещать этот пост с должностью омбудсмена, став первым уполномоченным по правам человека в Российской Федерации.

Именно с этим периодом жизни Ковалева связана наиболее показательная страница его деятельности — а именно крах постсоветской системы правозащиты во время первой войны в Чечне. Там, используя свое должностное положение, Ковалев фактически подменил государственную систему защиты прав человека на некий понятный только ему суррогат. Напомним, как это было.

С 15 декабря 1994 года в зоне конфликта в Чечне начала действовать «Миссия уполномоченного по правам человека на Северном Кавказе», в состав которой вошли депутаты Государственной думы и... представитель общества «Мемориал», уже к тому времени открыто использовавшего западное финансирование. Учитывая оригинальный состав «правозащитного кадавра», назвали его тоже оригинально — «Миссия общественных организаций под руководством С. А. Ковалева».

Как оказалось, «миссия Ковалева» не имела никаких официальных полномочий от российских властей, а действовала при поддержке нескольких общественных организаций. Координацию же всей работы осуществлял «Мемориал» — причем процедура принятия решений и передачи информации была максимально непрозрачной, что приводило к случайному, а часто и преднамеренному искажению сведений о происходящем в Чечне.

Почему работа «миссии Ковалева» оказалась столь непрофессионально организована и был ли причастен к такому бардаку сам Сергей Адамович — вопрос открытый. Впрочем, не случайно его называли тогда «русским правозащитником, который никогда не защищал русских» — настолько односторонними были его действия во время конфликта в Чечне.

Однако некоторые последствия его «правозащитной деятельности» были не просто невнятными — они были ужасающими.

31 декабря 1994 года, накануне штурма Грозного российскими войсками, Сергей Ковалев в составе группы депутатов ГД и журналистов вел переговоры с ичкерийскими боевиками в президентском дворце, превращенном в ставку Джохара Дудаева. Что делал «правозащитник» в укрепленном бастионе боевиков? По воспоминаниям журналистов, Ковалев «почти все время находился в комнате подвала, оборудованной армейскими радиостанциями», предлагая российским танкистам… «выход из города без стрельбы, если те обозначат маршрут».

Когда же его увещевания не достигли цели и российские войска все-таки пошли на штурм Грозного, Ковалев и вовсе взял рацию у дудаевских охранников и по ней обратился к российским военнослужащим с призывом «сдаваться в плен».

Сегодня столь открытое предательство выглядит вопиющей мерзостью. Видимо, понимает это и сам Ковалев: в 2014 году в эфире «Эха Москвы» он принялся отрицать факт своего призыва, заявив, что это «аберрация памяти» журналистов. Однако ровно о том же заявлял и генерал Геннадий Трошев, который слышал призывы Ковалева о сдаче с другой стороны радиоканала.

Вот что писал Трошев в книге «Моя война»:

«В боях за Грозный появились первые пленные, вокруг которых развернулись баталии с участием московских политиков, правозащитников и журналистов. Особо недобрую роль в этом сыграл тогдашний уполномоченный по правам человека в РФ С. Ковалев, который открыто призывал наших солдат сдаваться в плен под его могучие гарантии освобождения. А о том, что их ждет в плену у «добрых» чеченцев, особо и не задумывались. Приведу здесь слова капитана Сергея Н., томившегося восемь месяцев в яме под Шали: «Об одном просил Бога — быстрее умереть…» Об избиениях, садистских пытках, публичных казнях и прочих «прелестях» чеченского плена говорить можно долго — читателя этим не удивишь. Но вот отрубание голов, снятие кожи и скальпов с живых солдат, распятые тела в окнах домов — с таким федеральным войскам впервые пришлось столкнуться в Грозном».

Слова Трошева подтверждает и Александр Петренко, заместитель командира батальона 131-й мотострелковой бригады:

«Вот он в эфире говорил: «Я правозащитник. Ребята, я, Сергей Ковалев, беру на себя ответственность. Выходите, сдавайтесь, и вас сейчас на машинах вывезут в ваши части». А на самом деле они вышли, их взяли в плен, потом этих пацанов кастрировали, изнасиловали…»

Непонимание настоящей жизни и реальной политики, которое всегда было отличительной карточкой «бумажного правозащитника», во время первой войны в Чечне дошло до крайнего предела. Именно Ковалев стал причиной гибели и пыток многих российских военнослужащих, дав им пустую надежду на почетный плен.

Оценку деяниям Адамыча дали практически сразу. В июне 1995 году Дудаев, признавая «заслуги» Ковалева, наградил его ичкерийским орденом «Рыцарь чести». А вот в России Ковалева никто героем уже не считал — несмотря на кромешную тьму ельцинского периода, уже в январе 1995 года Госдума приняла постановление, в котором работа самопровозглашенной «миссии Ковалева» в Чечне признавалась неудовлетворительной «из-за ее односторонней позиции, направленной на оправдание незаконных вооруженных формирований».

Антироссийский до мозга костей

Тогда, в середине 1990-х, Ковалев покинул оба своих поста — как председателя комиссии по правам человека при президенте, так и омбудсмена. Одна из самых позорных страниц правозащитного движения России была перевернута.

Впрочем, даже в неофициальном статусе, в котором Ковалев пребывал начиная с 2003 года, когда его исключили из российской делегации в ПАСЕ, он продолжал выступать с открыто антироссийских позиций, раз за разом оправдывая террористов и агрессоров.

Известным стало высказывание Ковалева, которым он прокомментировал ликвидацию террористов, захвативших заложников в здании театрального центра «Норд-Ост».

«Мне не нравится и то, как поступили с террористами при захвате Норд-Оста. Как же можно было хотя бы в интересах правосудия не задержать, а поубивать всех? Даже если и было опасение, что кто-нибудь, очнувшись, нажмет кнопку, ведь там было много людей, у которых никаких поясов камикадзе не было», — заявил Адамыч.

Судя по всему, Ковалев, говоря эту ересь, вновь пребывал в каком-то выдуманном мире, в котором можно на расстоянии определить, кто из террористов вооружен и кто снабжен взрывчаткой — просто посмотрев в их честные глаза.

10 августа 2008 года столь же ожидаемо Ковалев осудил позицию российского руководства в Пятидневной войне, даже не прокомментировав удары грузинской армии по российским миротворцам и жилым кварталам Цхинвала.

А в ноябре 2016 года, выступая на русофобском форуме во Львове, Ковалев назвал воссоединение Крыма с Россией «крымской авантюрой» и «наглой агрессией».

«Необходимо понять, что это опасно, что Россия — это угроза всему миру. Крымская авантюра России отличается наглостью, масштабностью, неожиданностью. Но это не новая для России стратегия, она начинается с 1917 года и (была) до 2014-го, и конца и края ей не видно», — понес околесицу «правозащитник».

И разумеется, за все эти годы от Ковалева никто так и не смог дождаться хотя бы слова поддержки в адрес русских. Ему откровенно плевать на жителей Донбасса, гибнущих под украинскими снарядами, на сожженных одесситов в Доме профсоюзов, на десятки и сотни русских украинцев, томящихся в тюрьмах СБУ, — все это находится вне интересов «бумажного правозащитника».

Сегодня Сергей Ковалев доживает свой век в Москве, время от времени выступая с осуждением позиции России по тем или иным вопросам — и столь же регулярно получая западные премии. Однако к законотворчеству, государственной власти или хотя бы полевой рации он доступа не имеет — ко всеобщему благу.