✔ Тот самый Мохнаткин - «Общество»

В Котласском городском суде Архангельской области завершилось судебное следствие по делу правозащитника и гражданского активиста Сергея Мохнаткина, который находится с декабря 2014 года в колонии строгого режима. По версии обвинения, 62-летний Мохнаткин избил одного из надзирателей этой колонии. За применение насилия к представителям органов власти осужденному грозит еще до пяти лет заключения. На заседании суда города Котласа побывал специальный корреспондент RFI Сергей Дмитриев.

«4 марта 2016 года в период с 11 до 12 часов Мохнаткин Сергей Евгеньевич умышленно с целью применения насилия правой рукой нанес удар в область лица, причинив физическую боль, заместителю дежурного помощника начальника колонии старшему лейтенанту Веселкову, — зачитывает прокурор в ходе прений канву обвинения, — об этом сам Веселков рассказал на очной ставке с подсудимым, а также подтвердили в своих показаниях три свидетеля — сотрудники СИЗО, напарники Веселкова по смене.

Вина нашла свое полное подтверждение;

поводов для оговора Мохнаткина у потерпевшего и свидетелей не установлено;

сам Мохнаткин вину не признал…»

***

17 февраля, в последний день судебных слушаний, в зале № 22 котласского городского суда, кроме меня, никого посторонних: судья Сергей Шикин, секретарь, прокурор, адвокат, сам Мохнаткин и трое его конвоиров (обходятся без собаки, как это обычно бывает на других политических процессах). По лицам — простые жители провинции, особенно когда разбегаются вечером после суда уже без мантий и мундиров.

Конфликт с конвоем колонии у Мохнаткина случился из-за даты этапирования в СИЗО. В марте 2016 года в отношении Мохнаткина в котласском суде рассматривалось очередное уголовное дело по жалобе сотрудников ФСИН, которых заключенный «оскорбил нецензурными словами». По правилам, в зал судебных слушаний подсудимый должен доставляться не из колонии, а из следственного изолятора. И накануне каждого судебного заседания Мохнаткина этапировали из ИК-4 в СИЗО-2. В этот раз ближайшее заседание было назначено на 9 марта 2016 года, а отправить в следственный изолятор Мохнаткина решили уже 4 марта, потому что потом — «праздничные дни».

И колония, и следственный изолятор находятся в черте города, и практической необходимости заранее ехать в СИЗО, чтобы в день заседания быть доставленным в суд, Мохнаткин не видел, к тому же в эти дни у него был день рождения. «С 5 по 8 марта были выходные дни, в которые содержание в СИЗО особенно противно. Также мне было необходимо написать небольшую статью и почитать свежую прессу. Наконец, 6 марта у меня был день рождения, и надо было надлежаще его встретить, ответить на поздравления родных-знакомых, поздравить всех женщин с праздником, а также надлежащим образом угостить кошку, как в связи со своим рождением, так и в связи с праздником».

Поэтому проводить пять лишних дней в СИЗО Мохнаткин не хотел: «нет сигарет и денег, условия пыточные, в камере шесть шконок, вместо четырех по закону, отсутствуют элементарные бытовые вещи». Список «элементарных бытовых вещей», которые были в колонии и отсутствуют в СИЗО, Мохнаткин прилагает в своем ходатайстве: «микроволновая печь, сковородки, кастрюли, холодильник, теннисный стол, ракетки и возможности для занятий штангой, гантелями, широкоформатный телевизор, коротковолновый приемник, обширная кухня-столовая, помещение для воспитательной работы с библиотекой, аквариум, душ, шахматы, шашки, нарды, электронные игры и дартс».

Мохнаткин увидел в таком заблаговременном этапировании самоуправство тюремных начальников и потребовал постановление судьи. А для подтверждения решительности своего протеста лег прямо на пол в комнате для обысков. «После того, как все осужденные были из него выведены, три-четыре сотрудника захватили меня за конечности и понесли на выход, — продолжает Мохнаткин, — выронили меня, силой уложили на пол, кто-то опустился коленом на позвоночник и сломал его, а кто-то другой ударил меня ботинком по лицу, ребрам, после чего надели наручники, вновь подняли и вынесли на пол автозака».

«Во время выноса моего тела из помещения для обысков я якобы ударил правой рукой заместителя дежурного помощника начальника колонии Веселкова, — объясняет в очередной раз свою позицию Мохнаткин. На протяжении всего заседания он стоит, иногда опираясь на металлические прутья клетки. Уставший, но стильный вид: большие черные шнурованные ботинки, заправленные в них серые широкие штаны и зеленая рубашка с закатанными рукавами.

Запись на одной стационарной видеокамере не велась, а на другой не сохранилась. Остались только нательные камеры самих сотрудников ФСИН. На одной записи видно, как рука Мохнаткина вырывается и попадает по лицу несущего его фсиновца. А на другой видно, как один из сотрудников колонии с размаха ногой ударяет Мохнаткина.

— Предъявляли вы жалобы или нет? — уточняет судья Шикин у Мохнаткина. — Говорили, что чувствуете себя плохо и не можете по состоянию здоровья быть этапированным?

— Ваша честь, от меня никаких жалоб не принимали. А когда меня выносили, я вообще говорить не мог.

— Следить за состоянием здоровья подсудимого — прямая обязанность сотрудников колонии, — вступает в диалог адвокат Андропов, — подсудимый вообще может быть немым, но это не снимает ответственности за его здоровье с ФСИН.

Московский адвокат Сергей Андропов вступил в процесс в октябре, раньше интересы Мохнаткина представляли разные государственные адвокаты и общественный защитник Степанов. С предыдущими адвокатами у Мохнаткина отношения не складывались. Но Андропову удалось расположить к себе не только Мохнаткина, но и весь женский коллектив Котласского суда. Все, от гардеробщицы до прокурора, называют его по имени-отчеству. Для 29-летнего Андропова, не так давно переехавшего в Москву из Тулы, Сергей Мохнаткин стал первым «политическим» подзащитным.

«Привезли в СИЗО. Положили на пол головой к унитазу. Все это время я кричал от боли. Никакой помощи мне не оказывалось, скорую не вызывали, заявления о том, что мне сломали позвоночник, игнорировали», — пересказывает Мохнаткин события 4 марта 2016 года. Скорую помощь ему вызвали только после требований сокамерников в следственном изоляторе. Однако приехавшие врачи осмотрели Мохнаткина, но госпитализировать отказались. «Посмотрела, что через верхнюю одежду никаких повреждений не видно, и уехала. Еще четыре дня до вечера 8 марта сотрудники не принимали от меня никаких заявлений. Только 16 марта сделали снимки и установили перелом позвоночника».

После того как 16 марта рентген-снимки Мохнаткина показали перелом позвоночника, потерпевший от руки Мохнаткина Веселков также прошел 17 марта медицинскую экспертизу, правда «заочно».

«Потерпевший попросту не явился на экспертизу, предоставив справку, что испытал физическую боль, покраснение в области носа и кровотечение, — пересказывает заключение эксперта адвокат Андропов. — Потерпевшему было рекомендовано прикладывать холодное», — говорится в заключении экспертизы. Защитник требует повторной экспертизы, уже с личным участием потерпевшего Веселкова. Однако судья оснований для этого не видит.

Судья ведет себя очень вежливо и терпеливо, скрупулезно зачитывая десятки листов размашистого и плохо читаемого мохнаткинского почерка. В двух-трехнедельный промежуток между заседаниями в суд поступают десятками ходатайства и заявления от сидящего в СИЗО Мохнаткина: от требования возбудить дело на всех сотрудников колонии до просьбы не называть его «подсудимым». Практически все ходатайства судья также вежливо и терпеливо отклоняет. К просьбе не называть Мохнаткина «подсудимым» Шикин, однако, прислушивается, и каждое обращение к стоящему за решеткой пожилому человеку начинает с почтительного «Сергей Евгеньевич».

— Сергей Евгеньевич, мы видеозапись смотрели, там отмашка с вашей стороны видна. Позвоночник был сломан когда? До этого момента или после?

— По медицинским документам…

— Нет, по вашему мнению! Это было до или после?

— По моему мнению, после…

— Ну, а если после, то это уже постфактум, и к нашему делу отношения не имеет.

— Да, но экспертиза утверждает, что до!

— Но вы то сами мнение свое выражаете, что это было после?

— Я хочу доказать, что я был в таком состоянии, что ко мне прикасаться вообще нельзя было!

— Вы сами себе противоречите, Сергей Евгеньевич.

— Но я же за справедливость, — недоумевает Мохнаткин.

***

Судье Сергею Шикину — 37 лет, почти вдвое меньше, чем его тезке Мохнаткину. 15 лет назад он окончил Институт права и предпринимательства Архангельского технического университета, вернулся в родной Котлас и с тех пор работает в местном суде. Сначала он был консультантом по информатике, потом помощником судьи, а пять лет назад его назначили судьей 6 класса. Зарплата федерального судьи — 120 тысяч рублей — в шесть раз превышает среднюю зарплату по городу. Оправдательных приговоров Шикин за свою карьеру еще не выносил.

Адвокат настаивает на приобщении к делу медицинского освидетельствования сломанного позвоночника. Прокурор против: позвоночник был сломан после предполагаемого времени преступления. А значит, к делу отношения не имеет. В ходатайстве об истребовании медицинской карточки Мохнаткина из котласской городской больницы, куда его доставили спустя несколько дней, обвинение также не видит необходимости.

«Не было бы травмы позвоночника, не было бы и уголовного дела, — в очередной раз пытается донести до судьи свою позицию адвокат Сергей Андропов. — Ключевым моментом здесь является то, почему вообще уголовное дело было возбуждено. Не потому, что Мохнаткин умышленно или неумышленно кого-то ударил. А именно потому, что ему повредили позвоночник. Именно потому все участвующие лица составили документы, которые привели к уголовному делу. Они вынуждены были, чтобы прикрыть себя, инициировать это уголовное дело, составить те объяснения, акты… А видеозапись-то нам говорит совсем о другом».

«„19 сентября этого года (имеется ввиду 2016) исполнилось… 1930 лет со дня рождения римского императора Антонина Пия, который оставил после себя много славных дел…“, — зачитывает судья Шикин очередное ходатайство от Мохнаткина, — издалека начинаете, честно говоря, Сергей Евгеньевич.

— Ну, может быть, это не относится к делу…

— Ладно, продолжаем: …внес в уголовное право презумпцию невиновности, которая значит, что именно государственное обвинение обязано доказать каждую из семи частей единой формулы преступления…», — продолжает монотонное чтение ходатайств судья Шикин. Участники заседания (прокурор, секретарь и три конвоира) слушают ходатайства Мохнаткина как рассказы барона Мюнхгаузена — с любопытством, но до конца не веря в правдивость заявлений и в адекватность подсудимого. Сам Мохнаткин, кажется, и не пытается найти понимания в стенах котласского суда, он уверен, что пишет для истории.

***

Многие ходатайства Мохнаткина касаются приобщения к делу различных характеристик: награжден премией МХГ, премией «За права человека», почетный донор, гражданин с активной жизненной позицией — подтверждает участковый из Твери. Характеристику по запросу суда прислала даже ИК-4, где Мохнаткину сломали позвоночник. Именно по его инициативе в колонию прислали гуманитарную помощь: краски, ксерокс и тысячу книг. 500 книг, благодаря Мохнаткину, получило московское СИЗО номер 6. Прокурор, однако, замечает, что в справке о гуманитарной помощи непонятна роль Мохнаткина, поэтому ходатайство о ее приобщении лучше бы отклонить.

Едва ли не единственное ходатайство со стороны защиты, против которого не возражает прокурор, — это просьба приобщить к делу статью о подсудимом из «Википедии». Судья бегло пересказывает содержание статьи: задержание, помилование, кошка Мохнаткина, Мохнаткин в литературе… Под одобрительное кивание конвоиров и скучающей секретарши цитату из романа Пелевина, в которой упоминается Мохнаткин в контексте революции небритых лобков, судья решает не зачитывать.

Адвокат Андропов требует вернуть дело в прокуратуру. Прокурор в перерыве отшучивается: «Понравилось вам к нам ездить?», намекая на очередное ходатайство защиты, которое снова откладывает вынесение приговора. На реплику адвоката о том, что «как же иначе, если вы сами не хотите оправдать и отпустить невиновного», лишь отмахивается: «А, все они тут такие! Отсидит и выйдет!»

***

«…Смягчающих обстоятельств обвинение не усматривает;

отягчающие обстоятельства: наличие судимостей; из характеристик, предоставленных из ИК и СИЗО, следует, что поведение Мохнаткина неудовлетворительно;

правонарушение совершено в местах лишения свободы, носит средний характер тяжести, что свидетельствует об устойчивой криминализации личности;

прошу признать виновным в соответствии со статьей 320 часть 1 УК РФ и избрать наказание в виде 2 лет и 2 месяцев — по совокупности приговоров и частичного сложения наказания осудить на 2 года и 7 месяцев заключения», — дочитывает обвинительные требования прокурор.

На исход дела адвокат смотрит скептически и считает, что процесс лучше бы побыстрее закончить. В Котлас ездить далеко и дорого. Все доказательства, аргументы и ходатайства уже рассмотрены. Мохнаткин не виноват, но приговор будет обвинительным, а если судья окажется понимающим, то может дать срок поменьше. «Вы же понимаете, как у нас…», — разводит руками Андропов. И прокурор, и следователь, и избившие Мохнаткина и «состряпавшие» на него уголовное дело сотрудники ФСИН — все живут в одном маленьком городе, знакомы и друг от друга зависят.

Выступление в прениях адвоката и последнее слово подсудимого решено перенести. Выбирая дату последнего заседания, судья учтиво интересуется у подсудимого, сколько времени он планирует выступать с последним словом.

— Я же не спикер в английском парламенте, — улыбается Мохнаткин и обещает уложиться за один день.

На этом все расходятся.

— Вы уедете сейчас, и снова я один останусь, — обреченно вздыхает Мохнаткин, прощаясь после заседания с адвокатом. Хитро прищурившись в мою сторону, просит передать привет Александру Подрабинеку (корреспонденту RFI и советскому диссиденту, неоднократно сидевшему в лагерях): «Я теперь как он. Только он на восток двигался, а я на север».