23 июня 2019 21:45 С чем связаны последние споры вокруг границ северокавказских республик? Как они могут повлиять на обстановку в регионе и на соседние страны? Каким образом Москва влияет на ситуацию и предотвращает обострение отношений между субъектами федерации? На эти и другие вопросы корреспондента «NOVOSTI-DNY.Ru» ответил старший научный сотрудник Центра проблем Кавказа и региональной безопасности МГИМО Ахмет Ярлыкапов. — В последнее время обострилась ситуация в Дагестане, в частности в Кизляре, в связи с определением границы с Чечней. До этого была подобная проблема в Ингушетии… Как это влияет на ситуацию в целом на Северном Кавказе? Почему федеральный центр не купирует в зародыше такое развитие событий? — Дело в том, что корни идут очень далеко. Если помните, был такой председатель парламента Чечни Дукуваха Абдрахманов. Он еще в 2006—2007 гг. говорил о том, что Кизляр не по праву принадлежит Дагестану и граница Чечни должна идти до Каспийского моря. То есть, в принципе, эти проблемы, пограничные, есть уже давно. Сегодняшнее обострение случилось из-за того, что чисто формально в РФ началось уточнение, вернее, внесение данных в единый реестр недвижимости, в том числе и пограничных муниципалитетов. И в этом смысле чеченская сторона решила этим воспользоваться и уточнить границы как с Ингушетией, так и с Дагестаном. С Дагестаном такая ситуация… Дело в том, что это были чисто границы между хозяйствами, никто их не воспринимал как границы между настоящими республиками. Никогда никто так не думал. И поэтому границы совершенно идиотские. Сейчас, например, указатель на въезде в город Кизляр, обозначающий Кизляр, стоит на территории Чеченской Республики. И, конечно же, у чеченской стороны есть предмет для торга, скажем так. То есть они хотят произвести некий обмен территорий. И для этого как раз и была эта вот ситуация с установкой указателя. Естественно, после того, что случилось в Ингушетии, в Дагестане это все восприняли очень болезненно. Хотя, на самом деле, того, что было с Ингушетией, в Дагестане не будет. Чеченская сторона прекрасно понимает, что обмен большими территориями произвести невозможно. И чеченская сторона понимает, что обмен надо произвести равноправный. То есть здесь никак чеченская сторона не будет идти на обострение. Но тут очень интересная позиция центра, потому что все мы понимаем, что Кавказ, особенно Дагестан, — сложный регион, там много народов, мало земли и так внутренних конфликтов полно. На этом фоне не становится ли миной замедленного действия для региона и для самого центра, в частности, появление такого, со стороны можно сказать, привилегированного субъекта, когда все конфликты решаются в пользу него? Я совершенно согласен, что ситуация плохая. Я совершенно согласен, что эти все разборки территориальные — это, действительно, мина замедленного ли действия или какого там действия… Но это фактор, который способствует очень серьезному обострению ситуации в регионе. А в случае с Ингушетией это привело к тому, что очень жестко обозначилось ингушское движение как таковое. И вот этот территориальный спор привел к тому, что ингушское национальное движение оформилось окончательно именно как ингушское, именно как национальное. И в этом смысле у этих территориальных споров есть очень сильный политизирующий потенциал. — Как эти конфликты и в целом ситуация на Северном Кавказе могут сказаться на соседних республиках, в частности Азербайджане и Грузии? Скажутся или нет? — Конечно же, дестабилизация на Северном Кавказе сказывается на том, что происходит на Южном Кавказе. Дело в том, что с Азербайджаном, например, у Дагестана есть масса проблем, просто эти проблемы не обозначены. Если вы помните, 2 села лезгинских были переданы, и есть очень большая проблема с Самуром и разделом, проблема с водой. И вот, собственно говоря, обострение пограничных проблем с Чечней может привести к тому, что в Дагестане могут вспомнить и об этом тоже. О том, что есть масса проблем пограничных, в том числе с Азербайджаном и в том числе и с Грузией. Конечно же, это все оказывает влияние, по крайней мере, на отношения с республиками Южного Кавказа. — В последнее время наблюдается затишье на Северном Кавказе со стороны радикалов, исламистов, террористов… Спор вокруг границ северокавказских республик может дать толчок к новому витку их активизации? Или это уже отдельный кейс, отдельный процесс и, в принципе, с терроризмом покончено на сегодняшний день? — Это параллельные процессы. Конечно же, непосредственно ситуация с границами не влияет на ситуацию с подпольем, но что хотелось бы отметить, несмотря на полную победу над ИГИЛ (ИГ, организация запрещена в РФ. — «NOVOSTI-DNY.Ru») на Ближнем Востоке, несмотря на то, что на Северном Кавказе удалось добиться очень хороших успехов в борьбе с подпольем, что тревожит… Первое — это то, что подполье сохраняется, и второе — то, что подполье становится очень молодым. Сейчас руководителям подполья от 18 до 22 лет. А по последним терактам в Чечне — там вообще участвовали дети 11 лет. То есть это говорит о том, что проблема никуда не делась, несмотря на то, что терактов стало меньше и т. д. — Вернемся к территориальным вопросам северокавказских республик. Пытается ли центр решать их через глав субъектов или он оставил все на самотек? Какая реакция? — Я, к сожалению, не вижу никакой осмысленной реакции со стороны центра. Есть ситуативные действия, попытки как-то ситуативно разруливать. Но вот какой-то осмысленной реакции и осмысленной стратегии в этом отношении я, к сожалению, не вижу. Может, она есть, но пока, к сожалению, это все на уровне между субъектами федерации. Беседовал Айк Халатян