✔ «Нас могли убить или взять в плен». Интервью с создателями фильма о тлеющей войне в Донбассе - «Антимайдан»

Реальную жизнь солдат в окопах на передовой сняли военкоры Сергей Белоус и Максим Фадеев, работающие в ЛНР и ДНР с 2014 года — с начала войны. Их фильм «Призраки» покажут в Доме кино в рамках фестиваля документальных фильмов «Россия». О том, как снять полный метр без бюджетов, рискуя попасть в плен или быть убитым, — в интервью создателя картины.

— Сергей, о чем ваш фильм?
— О затянувшейся войне в Донбассе, о которой в России все уже забыли. Она показана на примере судьбы бойцов из подразделения «Призрак» — это известный батальон в Луганской Народной Республике, который стоит на одном из самых горячих участков — неподалеку от города Кировска. Участок линии фронта, который держат бойцы батальона, проходит вдоль Бахмутской трассы, мимо села Голубовское и в окрестностях поселка Донецкий.

— Это ведь тот самый батальон, который возглавлял легендарный командир Алексей Мозговой? Удалось ли пообщаться с ним до его гибели? (комбат был убит в мае 2015 года, — прим. ред.)
— Лично мне нет, к сожалению: в 2014-15 годах моя работа ограничивалась Славянском и Донецком, и у меня не сложилось тогда добраться до батальона «Призрак». До сих пор не могу простить себе, что не имел чести познакомиться с ним. А вот мой напарник Максим Фадеев с ним пересекался во время Дебальцевской операции. Но мы показываем в фильме не события 2014-15 годов, а последние три года этой войны.

— Донбасс сегодня не в повестке: российские СМИ редко вспоминают о нем, разве что когда случаются какие-то обострения. Почему ваш фильм должен быть интересен зрителям?
— Если в 2014-15 годах эта война была информационным мейнстримом (она была на передовицах газет, в эфирах ТВ, многие сделали на ней карьеру), то сейчас этой войны как будто нет — «мир, покой и благополучие». К ней нет внимания, о ней забыли — поэтому наш фильм и называется «Солдаты забытой войны». Он показывает то, о чем молчат в эфире, что скрыто под пеленой молчания и минских договоренностей: «все у нас хорошо, мир». Но этот мир очень хрупкий. Безусловно, интенсивность боев снизилась, и есть определенное политическое решение не форсировать в СМИ тему Донбасса, чтобы не обострять ее, но по факту там продолжается война: обстрелы, боестолкновения. Наш фильм показывает то, чего не увидеть в СМИ.

— В 2014-2015 годах я помню, российским журналистам в республиках Донбасса были рады: их везде пускали, в том числе на передовую. А как сейчас?
— Информполитика в ЛНР и ДНР сильно изменилась: доступа на передовую у журналистов сейчас практически нет. У крупнейших светил журналистики можно найти посты в telegram о том, что попасть на фронт в Донбассе и снять живого, не «картонного», героя практически невозможно. Тебя отправят к какому-нибудь политруку, заставят снимать солдата в чистенькой форме (причем в качестве формы может быть только уставной камуфляж), в черных начищенных берцах, чтобы был выбрит наголо и говорил красивыми заученными фразами в шлеме, застегнутом на подбородке. Мы однажды спросили офицера пресс-службы: «А как быть, если на передовой уставную форму не носят — она легко рвется, не выживая и пары месяцев?» И тот на полном серьезе ответил: «Купите несколько комплектов, возите с собой и переодевайте солдат на месте!»

Фото: Сергей Белоус @Realdoc

Военкоры и ополченцы в серой зоне в 400 м от позиций ВСУ. Бойцы восстанавливают провод к мине

И получается такой совершенно безжизненный информационный дистиллят — сухие сводки, кто кого обстрелял, нарушил соглашения. Очень редко появляются хорошие живые репортажи — это буквально находки, когда журналисты (российские или донецкие) в нарушение всего, иногда со скандалами куда-то чудом прорываются на фронт. Информация с передовой практически не доходит. А раз люди не знают, что там происходит, они и не интересуются — получается замкнутый круг. А нам удалось все это снять, причем снимать в течение длительного времени — людей на передовой, их жизнь, размышления.

— Каким образом это удалось?
— Благодаря командиру батальона «Призрак» Алексея Маркову (позывной Добрый — он в свое время был зам по тылу у Мозгового). В 2017 году были тяжелые бои за поселок Желобок, и когда я ездил туда, познакомился с комбатом, после чего у меня и появилась идея этого фильма. Я предложил ее Максу, мы договорились с комбатом и нашли там, на позициях батальона, замечательных, просто невероятных героев для фильма. Главный из них — Александр с позывным Негр. Сейчас уже можно называть его фамилию — Мельниченко, но тогда это была тайна — зрители фильма поймут почему, не хочу спойлерить.
Добрый дал нам карт-бланш на съемки: снимайте что хотите, никакой цензуры, единственный принцип — не навредить. Но, учитывая, что все это снималось долго (мы работали там три года) и потом долго монтировалось, некоторые вещи с военной точки зрения уже потеряли актуальность. После показов нашего фильма, возможно, будет скандал в ЛНР, но комбат говорил: «Ну и что они со мной сделают? Я и так на самом опасном участке фронта нахожусь — куда еще дальше они могут меня отправить?» Он хотел, чтобы все это вошло в историю.

— Для вас этот фильм — это больше искусство или журналистика? Или, может быть, часть информационной войны: на Украине три года назад сняли художественный фильм «Позывной «Бандерас» — наши режиссеры дали «ответку» лентами «Ополченочка» и «Пекло»…
— Возможно, кто-то и воспримет это таким образом, но для нас это скорее просто работа хроникера: мы фиксируем действительность без прикрас и даже без своего комментария. В ленте нет нашего закадра, максимум, что мы используем, — титры, чтобы обозначить диспозицию. А все, что звучит в этом фильме, — это мысли героев. Это можно назвать искусством, потому что мы старались делать это на максимально высоком уровне, насколько мы смогли научиться за все эти годы. Но это и журналистская работа: ты раскрываешь очень важную тему.
К тому же фильмы, о которых ты говоришь, — это художественное кино, в нем даже технически намного проще получить любой нужный результат. И это огромные бюджеты, в том числе государственные. У нас же не было никакой поддержки — ни государственной, ни локальной, была только поддержка командира батальона, и все.

Фото: Максим Фадеев @ Realdoc

Сергей Белоус на съемках документального фильма «Призраки»

— Как вам удалось снять полнометражный фильм без финансирования?
— На энтузиазме. Единственное, что мы получили — поддержку от наших зрителей: аудитория Макса Фадеева и моя. Все, что было нужно для работы на передовой — камеры, объективы, моноподы, штативы, свет, экипировку, — мы собирали с помощью краудфандинга. Не все успели вовремя собрать, часть техники у нас появилась уже под конец съемок. Все это было сложно: ты занимаешься подработками, снимаешь какие-то репортажи или продюсируешь съемки для других журналистов, чтобы как-то выжить, а в свободное время идешь и снимаешь фильм. Бесплатно. Ты за это ничего не получаешь, более того — несешь расходы.

— Какие?
— Например, машина, чтобы доехать из Донецка до позиций батальона в ЛНР, — четыре тысячи рублей только в одну сторону: каждому из нас надо было везти несколько рюкзаков и сумок техники, потому что условия съемки постоянно меняются: в одних нужно одно оборудование, в других другое. Плюс бронежилеты, шлемы, спальники, потому что ты едешь на 10–12 дней. Мы жили вместе бойцами в их окопах, землянках, подвалах, погребах — чтобы максимально погрузиться в атмосферу, найти героев для картины, понять этих людей.
После монтажа нам нужно было покрасить фильм, но мы не могли пользоваться услугами профессионального студийного цветокорректора, потому что это очень дорого. Макс выкрутился, купив специальный плагин для «проявки» нашей съемки (мы снимали в кинематографических профилях) — только он стоит 300 евро. Нужно было качественно отрежиссировать звук: один наш товарищ в Донецке по дружбе сделал нам это за 25 тысяч рублей (в Москве это стоило бы минимум 60). Надо было также купить какую-то музыку на специальных сайтах, в том числе — музыку для трейлера (один трек стоит 50 долларов). Программу для монтажа Final Cut мы тоже купили лицензионную.
На технику — это вообще бешеные расходы! За счет краудфандинга приобрели мощный ноутбук Macbook Pro 16, на котором смонтировали фильм — доставляли ноут из США, чтоб дешевле. В целом на технику ушли тысячи долларов — без помощи наших зрителей это было бы просто невозможно (но мы использовали ее и для других фронтовых фильмов). Я безмерно благодарен всем, кто нам помог. Даже приехать на фестиваль в Екатеринбург нам помогли наши зрители.

Фото: Сергей Белоус @ Realdoc

Максим Фадеев на съемках в окопах ополченцев

— Можно снять большой фильм за свои деньги?
— Можно, но работа без бюджета очень сильно сковывает и наносит ущерб кино. Мне больно констатировать, что мы упустили ряд событий, поворотов в судьбах героев: что-то не могли снять чисто технически — например, у нас долго не было объектива, чтобы снимать ночью. Ты же не можешь на передовой врубить в окопе свет — нужно использовать объектив с диафрагмой 1,2, — его надо было купить. Благодаря поддержке наших зрителей мы смогли купить хорошую камеру с высокой светочувствительностью Sony a7s2, но к ней нужны светосильные объективы — мы их собрали только под конец фильма. Или коптер: у нас только последние две съемки были с дроном — буквально несколько интересных планов. Что-то мы упустили из-за отсутствия средств: например, мы знаем, что на передовой сейчас происходят важные события, но мы не можем туда поехать, потому что мы в долгах — у нас нет денег даже на машину.

— Бойцы на передовой, понятное дело, рискуют, а у вас во время съемок были какие-то сложности, опасности?
— На некоторые позиции приходилось ехать ночью — с выключенными фарами, на минимальной скорости, чтобы украинские военные (чьи позиции были недалеко) нас не услышали. Однажды мы ехали в поселок рядом с передовой. Путь к нему (примерно 1700 метров от позиций ВСУ) полностью простреливается. До этого там ПТУРами (противотанковая управляемая ракета) сожгли несколько машин местных жителей. Мы добрались, но нас, по ходу, засекли, потому что на место, где мы стояли минуту назад (только-только переехали к другому дому), прилетает несколько мин. Если бы мы выгружали вещи там, как в прошлый раз, мы бы там полегли.
Или был такой случай: снимаем на самом-самом переднем крае, сели отдохнуть, слышу — летит ПТУР, прямо на нашу позицию, потому что она там одна (ни справа, ни слева никого нет). ПТУР управляется оператором, ракету слышно, потом что она летит медленно (по сравнению со снарядами). И вот сижу я внутри блиндажа напротив бойницы, слышу звук ПТУРа — молниеносно бросаюсь вправо. Но у ПТУРа каким-то чудом рвется проволока, через которую он управляется (может, за дерево зацепился или сама по себе она плохая была), — он пролетает над нашей позицией и падает.

Фото: Сергей Белоус @ Realdoc

Мина прилетела точно на то место, где стояла машина с репортерами.

Фильм открывается кадрами, где ночью летят трассера (трассирующие снаряды) — это мы тоже были на одной из самых опасных позиций (а Макс на ней жил несколько дней). В какой-то момент он сидел внутри блиндажа, а камеру выставил наружу, и в окоп прилетает 82-миллиметровая мина. Хорошо, что за угол — камера выжила (как и оператор), окоп принял на себя осколки, а в кадре видна мощная вспышка…
А один раз мы чуть не попали в плен. Договорились поехать поснимать, как строится позиция. За нами уже приехала машина, но офицер вдруг говорит: можно еще съездить на такую-то высоту. Мы давно хотели на ней побывать, и решили ехать туда. А на следующий день узнаем, что в 10 утра на ту позицию, на которую хотели ехать изначально, зашла украинская ДРГ (диверсионно-разведывательная группа). Солдата, который выходил за углем, забрали в плен, а сарайчик, где ночевали бойцы, расстреляли из «Мух» (гранатометов).
Солдат, который находился внутри, услышал, как его товарища арестовывают, и выскочил через окно: он не мог дать бой, потому что у него даже оружия в тот момент с собой не было (к сожалению, не было предпринято необходимых мер предосторожности, но это потому, что очень мало людей, и в батальоне, и в целом по всей линии фронта). И вот представьте: будь мы там — или в плену оказались бы, или вообще могли погибнуть. А ситуаций, когда мы сидели и пережидали мощные обстрелы, вообще была масса. Но в этом с нашей стороны или со стороны бойцов нет какого-то героизма — это будни войны.

— Как твои родные и близкие воспринимают твою работу военкором и поездки на фронт?
— Жена переживала, но относилась с понимаем. Без нее этот фильм вообще был бы невозможен: она оказывала нам невероятную поддержку, не раз возила нас на передовую (мы ведь снимали параллельно и пару других фильмов), в прифронтовые поселки на ее маленькой машине (которую мы быстро угробили на фронтовых дорогах), сама помогала как журналист с техническими моментами, выполняла работу администратора, делала расшифровки монтажных листов для фильма и так далее. Этот фильм — также ее заслуга, она поддерживала эту нашу «авантюру» все эти годы, хотя это сильно било по семейному бюджету. Она сама не из Донбасса — а из Одессы, где до сих пор живут родственники, поэтому вынуждена оставаться в тени — я даже ее имени не называю. Меня самого, кстати, деанонимизировали в 2015 году — до этого я работал анонимно.

Фото: Сергей Белоус @ Realdoc

Фадеев снимает, как бойцы строят блиндаж

— Какое настроение у жителей Донбасса — бойцов ополчения, мирных граждан? Чем они живут?
— У многих один и тот же вопрос, который задают нам, как будто мы — журналисты — являемся носителями некоего «сакрального знания»: когда это все закончится? Людям просто невероятно тяжело, им нужно понимать конечную цель, видеть перспективу…

Андрей Гусельников для 66.RU