✔ Офицер ДНР: Для меня война закончится только с нашей победой - «Новости Дня»
ПОХОЖИЕ
Расскажи немного о своем довоенном периоде. Я знаю, что он у тебя весьма интересный, ты ведь долгое время жил в Индии?
В 2006 году я поехал в Индию, в штат Гоа, съездил туда с ознакомительной экскурсией. Мне там понравилось, поэтому сразу после этого я приехал в Москву, закончил все свои дела и уехал обратно надолго — прожил в Индии шесть лет.
Чем ты там там занимался?
Всем понемногу, в основном- гостинично-отельный бизнес, сотрудничество с туристическими организациями. Также работал гидом, снимался в индийских фильмах…
Танцевать приходилось?
Бывало и танцевал (улыбается). Индия это ведь такая страна — страна танцев и контрастов. Ну, а уже в 2014 году я приехал на Донбасс.
Как узнал о происходящем?
Я следил в интернете за тем, что тут творится. Я родился на Донбассе — в Шахтерске. Отправной точкой для меня оказались события в Одсесе. Как только я узнал о случившемся в Доме профсоюзов, уже не смог сидеть дальше сложа руки. Я закончил все свои бизнес-дела, собрался, купил билет и в мае 2014 года прилетел на Родину.
То есть, после шести лет жизни в Индии, не раздумывая, взял и приехал?
А что раздумывать, когда такое начинается? Я по жизни всегда был активистом. Постоянно хотелось участвовать в происходящем, не мог стоять в стороне. А тут не где-нибудь, а у меня дома такой беспредел происходит, как же мне оставаться посторонним?
Был ли у тебя военный опыт раньше?
Никак нет, только книги про войну и фильмы.
В украинской армии, получается, ты не служил?
Никак нет, к тому времени, когда мне нужно было служить, армия была похожа не на армию, а на какой-то сброд. Это были 2000-е годы — полный развал и шатание. Служить я хотел, но вот копать огороды и строить кому-то дачи желания не было вообще никакого. Поэтому я уехал в Москву.
То есть вопроса о присяге не вставало, когда принял решение пойти в ополчение?
Никак нет, я не давал украинской армии присягу. Я родился в СССР, и фамилия у меня Дроздов. Я русский. А «майдан» 2014 года окончательно убил во мне украинца.
А был украинец?
Да, в Индии над своим домом я поднял украинский флаг, всегда болел за украинскую сборную, даже в Москве в караоке мы с друзьями всегда пели «Червону руту» и другие украинские песни. Я тогда даже ходил в футболке сборной Украины.
И что же, совсем совсем ни капельки не болел за Россию?
Ну когда не играла Украина, то болел, а когда Украина с Россией, то нет (смеется).
Почему тогда ты не оказался с другой стороны?
Я родился и вырос здесь, и когда началось притеснения русских, гонения на русский язык, я не мог оказаться с той стороны. Россия всегда была мне намного ближе, чем Евросоюз с его гей-парадами и прочими «ценностями», поэтому я выбрал именно эту сторону баррикад.
Ты думаешь, что Украина борется вовсе не за свою независимость?
Ну какая же это независимость, когда подменяются ценности, когда переименовывают улицы, названные в честь героев Великой Отечественной войны, когда их вообще заменяют на героев фашистских организаций в сознании людей? Это категорически не мой путь. Мои прадеды прошли войну. Одного из прадедов сожгли в 46 году бандеровцы. После 45 года он поехал на западную Украину зачищать бандеровские формирования и сгорел там в танке. Поэтому у меня к ним кровная антипатия, и я никак не мог оказаться на их стороне.
Как ты сочетал украинский патритотизм (флаг, футболки) со своими убеждениями русского человека?? читать продолжение новости ?
Я пел украинские песни, пока не притесняли русский язык. На Донбассе никогда не осуждали тех, кто пел украинские песни. И до тех пор, пока существовало равноправие и свобода, пока мы дружили, могли легко разговаривать в семье и у друзей: я — на русском, ты- на украинском, все было хорошо. А когда с одной стороны началось давление, то я автоматически встал на сторону слабого. Но, оказалось, что мы не такие уж и слабые.
Когда начался твой боевой путь, и когда ты понял, что теперь ты — солдат?
В Шахтерске в июле 2014 года у нас был первый тяжелый бой — на блокпосту нас обошли танки. Тогда были первые потери, мы отступали, пробивались, затем снова отступали. Там были первые потери, первые обстрелы, первые взрывы над головой. В такие моменты уж точно поймешь, что ты — солдат, и ты на войне. В то время была еще какая-то безбашенная романтика, первый автомат, ночь, звезды, негодяи, зло, с которыми ты борешься вместе со своими боевыми товарищами.
Ну да, как в кино и в книгах. А что пришло на смену романтике?
Грязь и окопная война. В 2014 году наше наступление закончилось здесь, под Новоазовском, когда мы дошли до Мариуполя. Мы остановились, закопались и началась позиционная война. Вот тогда вся романтика стала уходить, пришла осень с ее дождями — наша разведка буксует, броня замерзла. Ну, в общем, как обычно все. И это стало убивать романтику. Одно дело, когда ты воодушевлен, когда тебе кажется, что еще совсем немного, и война закончится, но когда ты далеко от дома сидишь в окопах месяц, два, три, четыре… Когда нет активных боевых действий, и идут постоянные обстрелы. Все это, конечно, немного угнетает.
Но что продолжало и продолжает удерживать?
Уверенность в том, что ты прав, и еще желание довести дело до конца. Ведь если начал что-то, надо это держать и тянуть. Иначе какой смысл было начинать? Столько уже было пройдено, сколько было жертв и потерь. Разве все это было зря? Никак нет! Много товарищей полегло, поэтому нужно хотя бы знамя взять из их рук.
После Шахтерска — сразу на юг?
После Шахтерска мы были на Степановке, участвовали в боях за Саур-Могилу, за третий блокпост в Снежном. Там мы отомстили за Шахтерск и сожгли 17 единиц бронетехники за первые два дня боя. Затем мы участвовали в зачистке амросиевского котла, закрытии и зачистке Амросьевсокого района от уходящих бандформирований ВСУ. Затем были переброшены сюда, и здесь заняли линию обороны под Саханкой, участвовали в штурме и обороне Широкино.
Самый страшный бой где был?
Широкинский, мы шли штурмом по минному полю за танками на пулеметы. Штурм удался — хоть и были потери, мы зацепились, закрепились и держались там, сколько могли.
Ты все-таки долго прожил в Индии, проникся индийской философией. Помнишь, когда я в прошлый раз приезжала в Коминтерново, ты рассказывал о карме. Говорил, что и на войне действуют ее законы?
Конечно же, законы кармы на войне действуют. Я не стреляю в человека, я стреляю в сторону противника. Если он негодяй и плохо себя вел, значит, его карма плохая, и моя пуля найдет его и в блиндаже, и через бронежилет, и в окопе. И совсем друге дело, если это хороший человек. У меня неоднократно были подтверждения этому. Моему товарищу Жене прилетела и упала под ноги 120-ая мина, но не взорвалась, «Блэку», с которым вы разговаривали, танковый снаряд под ногами упал и тоже не взорвался. Мне граната из подствольного гранатомета попала в каску и отскочила. Я называю это кармой. Видимо, я для чего-то еще здесь нужен, раз меня защищают такие кармические вещи.
Я стала часто задавать военным вопрос, что такое война. Что бы ты на это ответил?
Нет! Этого не передать словами, лучше этого не ощущать и не видеть, лучше смотреть по телевизору, или даже вовсе не смотреть, а думать о хорошем. Езжайте в Индию! (улыбается, а затем становится серьезен) Война — это плохо, это грязь, окопы, гибель друзей, похороны. Это страшно и неромантично.
Ну все-таки есть и хорошее? Я знаю, что ты встретил жену как раз на войне.
Так точно, когда я лечился в госпитале, я познакомился со своей будущей супругой, сейчас у нас есть малыш.
Ну, получается, и тут есть место чему-то хорошему?
Да, как же без этого.
Чем война закончится и скоро ли, как думаешь?
Для меня только нашей победой. Иначе и быть не может в моем случае. А я максималист — либо мы победим, либо нас не будет.
Когда поймешь, что победили?
Когда я увижу, что мы отстояли, продержались, прошли это испытание и добились своего.
Кристина Мельникова
