29 мая 2019 18:23 Ситуация в Венесуэле относительно стабилизировалась, а оппозиция и чависты пытаются договориться. США традиционно выражают надежду, что «Мадуро должен уйти», однако в целом накал риторики резко снизился с обеих сторон. Между тем, в начале года очень многие рассматривали введение эмбарго со стороны США как начало неизбежного конца чавистов. Проблема в том, что с тех пор произошло вполне ожидаемое. Итак, американский рецепт свержения Николаса Мадуро предусматривал резкое снижение экспорта венесуэльской нефти с ожидаемыми последствиями для полностью нефтезависимой экономики. Эмбарго и конфискация активов были лишь самыми «конвенциональными» методами. Так, крайне сомнительные с точки зрения «наглядной агитации» блэкауты организовывались оппозицией именно как средство снижения добычи и экспорта — вся околонефтяная инфраструктура без энергии элементарно недееспособна. Между тем, взглянув на статистику, можно обнаружить, что рецепт в действительности сработал плохо. Агентство Reuters со ссылкой на документы государственной нефтяной компании PDVSA «с которыми ознакомилось агентство» © и Refinitiv Eikon (другое подразделение того же медиахолдинга) в конце февраля объявило о 40% падении венесуэльского экспорта нефти и топлива — с 1,44–1,66 млн. баррелей в сутки в ноябре-январе до 920 тыс. В общей сложности PDVSA экспортировала 675 тыс. б/с нефти и 245 тыс. б/с топлива по сравнению с 1,28–1,46 млн. б/с нефти и 200 тыс. б/с топлива до введения санкций. Позднее данные за февраль был пересмотрены агентством до 990,215 б/с. В марте, согласно Reuters, поставки венесуэльской нефти и топлива на экспорт составили 980,355 тыс. б/с., несмотря на пять блэкаутов, которые в теории должны были привести к снижению экспорта нефти до 650 тыс. б/с. В апреле они выросли до 1,06 млн. б/с. Иными словами, в первом приближении, физические объемы экспорта сильно просели, но оказались выше ожидаемых и начали расти. Между тем, следует учитывать, что венесуэльский экспорт октября-декабря был существенно больше среднегодового (1,245–1,34 млн. б/с). Предыстория такова. В июле Венесуэла экспортировала 1,39 млн. б./с. Однако после аварии (таран причала танкером) на крупнейшем нефтяном терминале («Пуэрто-Хосе») экспорт упал до 1,06. При этом ремонт был осложнен блокировкой счетов PDVSA. Однако с помощью индийских партнеров ремонт все же был осуществлен и на экспорт, очевидно, отправились накопленные запасы. Таким образом, рекорды осени-зимы не являлись типичными, и некоторое снижение экспорта произошло бы и без санкций. Тем не менее, факт остается фактом, и американцы смогли нивелировать эффект от введения в строй Пуэрто-Хосе. Надо полагать, что новый виток санкций (в частности, прямое ограбление PDVSA) и попытки обострить ситуацию в целом стали в том числе реакцией на «антисанкционное» восстановление венесуэльского экспорта. При этом настойчивые и крайне неконвенциональные попытки обвалить его в ходе волнений открывают обширный простор для конспирологии по поводу причастности США к собственно аварии на терминале. Между тем, мартовская стабилизация экспорта и его последующий рост — лишь один из элементов достаточно масштабной «зрады», материализовавшейся по итогам американского крестового похода против венесуэльской нефтедобычи. Благодаря неуклонной борьбе США с Каракасом и Тегераном, цены на нефть выросли с начала года на 28%, при этом на тяжелые сорта нефти (поставщиками которой являются обе страны) они выросли еще значительнее — разрыв между легкими и тяжелыми сортами достиг минимума с 2013-го года. В итоге, когда представители Каракаса вопреки утверждениям западных СМИ говорят о примерно 10% фактическом падении экспорта, они говорят чистую правду — физическое сжатие экспорта привело к кратно меньшему «денежному». При этом опережающий рост цен на тяжелую нефть стал далеко не единственным результатом ее наметившегося дефицита. Немного теории. Странный феномен, когда «купающаяся в нефти» Венесуэла зависит от импорта бензина, а США одновременно являются и экспортером и импортером нефти, имеет вполне банальное «физическое» объяснение. Разные сорта нефти являются оптимальным сырьем для разных видов нефтепродуктов — если легкая нефть хорошо конвертируется в легкий же бензин, но содержит относительно мало тяжелых фракций, то тяжелая — это керосин, дизельное топливо и мазут. Так, если легкая «Брент» «генерирует» 34,6% бензина и 34% дизеля, то «Юралс» — 27,1 и 37,2% соответственно. При этом плотность «Брент» и «Юралс» отличается на 6,9 градуса API, т. е. на 3,96%. Между «сверхтяжелой» нефтью Венесуэлы и еще более легкой, чем «Брент», американской WTI лежат «скромные» 23,1 градуса или 15,6%. Сланцевая нефть еще легче WTI (45 и более градусов API по сравнению с 39,6). Иными словами, наличие нефти как таковой еще не означает наличия необходимого количества конкретного нефтепродукта. В итоге импорт нефтепродуктов в Венесуэле равен примерно 1/5 экспорта в целом (январь-ноябрь 2018), при этом разбавители для сверхплотной местной нефти составляют менее десятой части. В то же время для США проблемы с тяжелой нефтью — это не только проблемы конкретных заводов, но и проблемы с топливным балансом как таковым. Как следствие, результатом американских «крестовых походов» стало, во-первых, резкое сжатие дисконта на тяжелую нефть по отношению к «Брент», во-вторых, сильно затянувшееся «прощание» с венесуэльской нефтью, в-третьих — необходимость восполнять дефицит из неполиткорректных для Вашингтона источников. «Венесуэльская ломка» американской нефтеперерабатывающей промышленности выглядит примерно так. Импорт венесуэльской нефти 19–25 января составил 587 тыс. б/с. После официального объявления санкций, в первую неделю февраля он снизился до 117 тыс. б/с… чтобы увеличиться до 558 во вторую. К 22 февраля импорт все же уменьшился до 208 тыс. б/с. С 11 по 29 марта он отсуствовал, после чего возобновился, хотя и в меньших объемах — 139, 71 и 186 тыс. б/с. в первые три недели апреля. С 26 апреля по 10 мая поставки прекратились и возобновились 11–17 мая — 49 тыс. б/с. Напомню, что все отсрочки по эмбарго, связанные с исполнением текущих контрактов, истекли в конце апреля. Тем не менее, факт остается фактом — американцы действительно очень последовательно снижают зависимость от поставок из Венесуэлы. Однако делают они это не только последовательно, но и своеобразно. Поставки российской нефти в США в декабре прошлого года составляли всего 49,5 тыс. баррелей в сутки. Однако уже в декабре они достигли 134 тыс. б/с. В первой половине февраля — 150 тыс. б/с. Затем поставки снизились — синхронно с ростом таковых из Венесуэлы. Ситуация в первой половине мая выглядела так. «Как подсчитали в Caracas Capital Markets, с 1 по 13 мая 13 танкеров из России доставили в США пять миллионов баррелей — практически столько же, сколько за предыдущие четыре месяца». Несложно посчитать, что речь о 357 тыс. б/с. Иными словами, выпавшие поставки из Венесуэлы на 60% замещаются поставками из России, при этом, с учетом роста цен, США платят Роснефти и Ко как минимум 86,7% того, что платили PDVSA. Простейший подсчет показывает, что фактически связка Венесуэла-РФ, рассматриваемая в целом, на санкциях… заработала. Учитывая то, что в нынешней администрации, в отличие от предыдущей, по меньшей мере один человек умеет пользоваться калькулятором, у Вашингтона вряд ли сохранились радужные иллюзии по поводу собственной санкционной политики. Между тем, аналитики довольно согласовано предсказывают дальнейший рост цен, в особо радикальных случаях — вплоть до $ 100 за баррель. Иными словам, апокалиптические прогнозы о коллапсе венесуэльской экономики после введения эмбарго оказались ожидаемо преувеличенными. Каракас пострадал, однако отнюдь не настолько, насколько, очевидно, предполагали в Вашингтоне. Американцам остается либо договариваться, либо реализовывать силовой сценарий. В этом смысле текущее затишье может оказаться затишьем перед бурей — как мы не раз видели в Сирии. Евгений Пожидаев