✔ "Опытный стреляет в шею": составлен список главных сталинских палачей - «Общество»

На счету этих профессиональных убийц тысячи ни в чем не повинных жертв

Прислал нам этот текст с "достижениями" государственных служащих-убийц наш с женой товарищ. В полученном тексте были и их фотографии, но я не сумел их сюда их вставить, - пишет в ФБ правозащитник Юрий Самодуров.

Не отводите глаза! Не ленитесь прочесть! Это должен знать каждый нормальный русский Человек.

5. ДМИТРИЙ УСПЕНСКИЙ

Вряд ли начальник просветительско-воспитательного отдела Соловецкого лагеря особого назначения Дмитрий Успенский заслуживает место даже в первой сотне чекистов по числу казненных лично. Но его стоит отметить за энтузиазм: расстрелы никогда не были его обязанностью, будущий генерал ГУЛАГа всегда вызывался на них добровольно.

На Соловки Дмитрий Успенский уже приехал с этим хобби — время от времени стрелять людям в затылки. Про него рассказывали, что карьеру палача он начал с убийства своего отца-священника. На Соловках, на Секирной горе, этот симпатичный здоровяк изредка расстреливал небольшие партии заключенных, а всем запомнился казнью женщины-инвалида, жены поэта Ярославского.

О Евгении Ярославской стоит сказать пару слов отдельно. Это была невероятная женщина. Гимназистка из дворянской семьи до встречи с поэтом Александром Ярославским увлекалась двумя вещами: революцией и блатной романтикой. Сначала она исследовала уголовный мир, мечтая написать о нем книгу, а потом даже ходила на дело. Несмотря на инвалидность (ей в молодости отрезало поездом обе ступни), пыталась воровать — правда, не слишком успешно. А вот к революции, точнее, к ее результату — Советскому государству, она охладела быстро. Знакомство с блатными помогло ей в конце 20-х, когда мужа арестовали (поэт как-то неправильно повел себя во время творческого турне по Европе) и отправили на Соловки. Евгения Ярославская нашла нужных людей, связалась с мужем и подготовила план побега.

Блатной мир она все же поняла недостаточно хорошо: в ночь побега урки сдали ее охране. Евгения Ярославская была арестована и оказалась на тех же Соловках, но в женском лагерном отделении. А ее мужа осудили и расстреляли. В СЛОНе была традиция: имена расстрелянных за попытку побега зачитывались по лагерному радио. Видимо, Дмитрию Успенскому была любопытна реакция Ярославской на такую новость и он специально для этого пришел в женский барак.

Евгения Ярославская отреагировала следующим образом: «Заключенная ЯРОСЛАВСКАЯ… камнем-булыжником бросила в т. УСПЕНСКОГО, намереваясь попасть в висок, и только благодаря случайности удар был нанесен в грудь, не причинив вреда. В момент ухода т. УСПЕНСКОГО из барака, где находилась ЯРОСЛАВСКАЯ, последняя намеревалась нанести ему и второй удар в голову, и только быстрым ударом по ее руке присутствующим при этом начальником Отряда ВОХР т. ДЕГТЯРЕВЫМ кирпич был выбит из ее руки и удар был предотвращен». Это строки из обвинительного заключения. Действия Ярославской были признаны попыткой совершения террористического акта, и она тоже была приговорена к расстрелу. В ожидании суда Евгения ходила по лагерю на своих протезах с самодельной табличкой на груди: «Смерть чекистам!» Начальник просветительско-воспитательного отдела СЛОН Дмитрий Успенский казнил ее лично.

4. МИХАИЛ МАТВЕЕВ

Статистика капитана Матвеева тоже не сильно впечатляет — в НКВД работали десятки человек, расстрелявшие людей не меньше, чем он. Однако этого палача стоит отметить за его особую роль в советской истории: Матвеев первым в стране казнил больше тысячи человек сразу.

Прежде людей убивали небольшими партиями, однако в 1937 году в рамках начинавшейся кампании Большого террора было решено очистить Соловки для приема новых узников, и ленинградская тройка утвердила смертные приговоры на 1825 заключенных. Это был так называемый «первый соловецкий этап», ставший легендой ГУЛАГа. Потом зэки в лагерях и на пересылках друг другу рассказывали, что его вывезли на баржах в Белое море и там утопили.

На самом деле их, конечно, расстреляли. Эту ответственную задачу поручили человеку с большим опытом: Михаил Матвеев с 1918 года работал исполнителем смертных приговоров в различных отделах ЧК. Однако, когда счет жертв пошел на тысячи, одной беспощадности стало недостаточно, потребовалась еще и организация рабочего процесса. А вот с этим у Советской власти в целом и у капитана Матвеева в частности были серьезные проблемы. Часть заключенных вывезти с Соловков не успели — закончилась навигация. Место для расстрела (в городке Медвежьегорск) выбрали неудачно: рядом были жилые кварталы. Ни Москва, ни местные чекисты не горели желанием помогать капитану, и ему пришлось самому искать грузовики, чтобы перевезти приговоренных из Медвежьегорска в глухой лес, в урочище Сандармох.

27 октября, пока Матвеев хлопотал, один из приговоренных сумел сбежать. Его быстро поймали и убили, но это происшествие надломило психику палача. Он ушел в запой. Пил чекист почти неделю. 1 ноября он взял себя в руки, нашел-таки грузовики и, проявив творческий подход, организовал операцию, которая стала образцом для всех последующих советских массовых казней.

В Медвежьегорске приговоренных прогоняли через барак с тремя секциями. В первой сверяли личность со списком, во второй — связывали, в третьей — оглушали неожиданным ударом деревянной колотушки по затылку. В полубессознательном состоянии (профилактика побега!) их везли на грузовиках в лес, где сбрасывали в заранее вырытую яму. Там Матвеев стрелял каждому в затылок. Так он убивал по 200—250 человек в день. 4 ноября работа была закончена, всего расстреляли 1111 человек. Капитана Матвеева за это наградили орденом Красного Знамени, радиолой и путевкой в санаторий.

3. САРДИОН НАДАРАЯ

Возвышение Надарая началось, когда Сталин перевел Берию на работу в Москву. Команда Лаврентия Павловича, оставшаяся в Грузии, под такой крышей получила абсолютную власть над республикой. НКВД работало без сна и отдыха — каждый мечтал последовать за шефом в столицу и потому старался выделиться, разоблачая врагов народа. Их молодая амбициозность стала для Грузии национальным бедствием, выкосившим некоторые села, словно чума.

Дела заводились по самым абсурдным поводам, следствие проходило молниеносно, а расстреливать приходилось каждую ночь. Этим занимался Сардион Надарая, приятель Берии, частый гость в его доме и участник его веселых пикников. В 1937 году он был назначен начальником внутренней тюрьмы НКВД Грузии и помимо непосредственных обязанностей по охране заключенных взял на себя заботу по их ликвидации.

Надарая вообще был склонен не ограничивать себя сухой должностной инструкцией. Начальник тюрьмы, бывало, и следствие вел, и пытал, и судил, и расстреливал. Универсальный был специалист, отличавшийся высокой производительностью. Как-то раз за сутки расстрелял 521 человека. И ничего, вспоминал он позднее, только рука очень устала. Конечно, такое рвение было отмечено и вознаграждено. Уже в 1939 году Надарая был переведен в Москву, где стал личным телохранителем Берии, а в 1953-м возглавил всю его охрану. Среди новых обязанностей были и пикантные: Сардион должен был привести к Берии женщину, которая приглянулась тому на московской улице, и уладить последствия его развлечений, дав денег на аборт или запугав разгневанного мужа.

В столице Надарая не засиживался, часто выезжал в рабочие командировки по основному профилю: то тут расстреливал, то там. С падением Берии закатилась и его звезда. Надарая был арестован, на следствии поначалу запирался, но после побоев и угрозы расстрелять семью сломался — дав материал и на себя, и на шефа. Рассказал про пытки в Грузии, про девочек в Москве. Получил меньше остальных «берианцев», лишь 10 лет с конфискацией. Срок отбывал в мордовских лагерях, после освобождения жил пенсионером в Грузии, добивался своей реабилитации как жертвы незаконных репрессий. Писал жалобы, напоминал о заслугах перед НКВД и партией. Ничего не добился и умер сильно разочарованным.

2. ПЁТР МАГГО

В НКВД его прозвали Мага. Этот человек с внешностью провинциального бухгалтера, убивая людей, испытывал что-то вроде наркотического прихода или сладострастного оргазма. Каждый выстрел распалял его все больше, а под утро, бывало, Петра Ивановича распирало настолько, что он бросался с наганом на коллег. Чикатило не в то время родился, бедолага.

Петр Магго сразу нашел себя в революционном Октябре. Как и многие другие латыши, он пошел на службу к большевикам и вскоре устроился надзирателем во внутренней тюрьме московского ЧК на Большой Лубянке. Положение большевиков в Гражданскую было непрочным, на прощение после трех лет террора чекистам рассчитывать не приходилось, и в случае падения Советской власти они готовились держать на Лубянке круговую оборону. Они заняли в том квартале все огромные каменные дома-крепости, в большие подвалы которых было удобно помещать ежедневный улов врагов революции.

Свидетель Ф. Нежданов в 1920 году посетил Большую Лубянку и описал ее: «Все эти помещения и дома окружены рогатками, сторожевыми постами; окна взяты в железные решетки; вокруг и около — несметное количество большевистских шпиков; и легко себе представить, с каким старанием москвичи обходят эти улицы и переулки «ужаса и крови». Петр Магго сделал в этих переулках отличную карьеру. Он быстро стал завхозом тюрьмы с единственной должностной обязанностью — исполнение смертных приговоров.

Свидетель Нежданов описал и его: «Центральная фигура Б. Лубянки, 11. Мага — латыш со зверским злым лицом, уже немолодой, никогда почти не разговаривающий с заключенными; молчание свое Мага прерывает только для ругани и угроз. Их невольно страшатся, зная, что Мага — главный палач В.Ч.К., что в «гараже расстрела» он, Мага, — главное действующее лицо. Когда в В.Ч.К. нет занятий по случаю праздничного дня, Мага все тоскливо бродит по камерам, не находя себе места. Но особенно оживлен Мага в дни, предшествующие ночным расстрелам; по оживлению палача ожидающие расстрела очень часто определяют, и безошибочно, что сегодня их «возьмут на мушку».

Многие палачи отказывались расстреливать женщин, а Мага, напротив, любил это делать и перед смертью всегда заставлял их раздеваться.

В руководстве ЧК Петра Ивановича настолько ценили, что назначили начальником лубянской тюрьмы, несмотря на образование в два класса сельской школы. Перед ним открылась сияющая дорога в партийную номенклатуру, но Мага всех удивил. Проработав начальником около года, он попросил вернуть его на прежнюю должность. Еще раз: Петра Магго пригласили в элиту, а он выбрал быть просто палачом. Это решение произвело на чекистов сильное впечатление. Человека оставили с любимым делом, и Мага расстреливал в Москве все двадцатые и тридцатые, получив за это ордена Ленина, Красной Звезды и Красного Знамени. И нагрудный знак «Почетный работник ВЧК-ГПУ», конечно. Когда руководство ЧК вручило Петру Ивановичу золотые часы, в наградной характеристике о нем было сказано скупо, но емко: «К работе относится серьезно. По особому заданию провел много работы».

К концу тридцатых Мага откровенно спился. Палачам на работе пить никто не запрещал. Наоборот, специально для них рядом с местом казни всегда накрывали небольшой стол: водка, колбаса, хлеб. Пили они в перерывах между партиями приговоренных. Петр Магго еще до революции был запойным. К 1940-му году он сильно опустился и стал настолько ненормален, что его уволили даже из ЧК. Через год Мага застрелился, галлюцинируя в приступе белой горячки.

1 ВАСИЛИЙ БЛОХИН

На самом деле 20 тысяч расстрелянных — это минимальная оценка, в некоторых источниках называется цифра в 50 тысяч. Василий Михайлович убивал русских и советских людей четверть века, с 1924 года до смерти Сталина в 1953-м. Он лично расстрелял всю армейскую верхушку: Тухачевского, Якира, Уборевича... Организовал Катынский расстрел (сам застрелил около 700 поляков).

Блохин казнил многих известных людей, например журналиста Михаила Кольцова и писателя Исаака Бабеля, но особого значения этим убийствам не придавал. Единственный клиент, о котором это сталинское чудовище любило вспоминать, был Всеволод Мейерхольд. Палач Блохин, страшно далекий от театра человек, почему-то очень гордился, что убил известного режиссера. Впрочем, люди мало интересовали Василия Михайловича, ему больше нравились лошади. После него осталась библиотека в 700 книг по коневодству. Он эти книжки и на расстрелы с собой приносил. В отличие от большинства коллег, Блохин на работе не пил, а в перерывах между партиями приговоренных любил почитать что-нибудь про лошадей с кружкой горячего сладкого чая. Трезвый взгляд и крестьянская сметка помогли ему рационализировать процесс забоя людей. Блохин, например, придумал спецодежду советского палача: кожаную кепку, длинный кожаный фартук и глубокие перчатки с раструбами — все коричневого цвета, на котором кровь меньше заметна.

Он разом решил в Москве проблему перевозки приговоренных к месту казни и проблему массовых захоронений, организовав прогрессивную утилизацию трупов в печах первого советского крематория на Донском кладбище (печи, кстати, были отличные, немецкие, такие же потом будут работать в Освенциме). Теперь москвичей и гостей столицы не надо было вывозить в лес и там потом закапывать. Система заработала гораздо эффективнее: утром судья в одном здании выносил приговор, в обед человека переводили через Никитскую улицу в другое здание, там вечером убивали, ночью грузовик отвозил труп на Донское кладбище, а к рассвету от вчерашнего подсудимого оставалось лишь немного пепла.

Василий Блохин был уникален. Его коллеги по нелегкому палаческому ремеслу один за другим спивались и сходили с ума, а он жил спокойно и полноценно, без рефлексий и депрессий. В 1933-м экстерном поступил на строительный факультет, но бросил его на третьем курсе: не хватало времени, было очень много работы. Впрочем, в НКВД его и без высшего образования ценили, к концу войны Василий Блохин дослужился до генерала. За Катынь его наградили патефоном. Беда пришла к нему со смертью Сталина. В 1953-м Блохина уволили, в 54-м лишили звания с формулировкой «как дискредитировавшего себя за время работы в органах и недостойного в связи с этим высокого звания генерала». Это так глубоко обидело старого палача, что в 55-м он застрелился.

Василия Блохина похоронили на Донском кладбище. Надгробие установлено в нескольких шагах от той ямы, куда он годами ссыпал прах расстрелянных им людей.

ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ СЕКРЕТЫ ПАЛАЧЕЙ

Чекисты работу своих палачей скрывали, но при этом заботились о передаче их опыта молодым специалистам. Некоторые лекции, которые читали легендарные палачи Магго и Блохин, были записаны и сохранились.

Пётр Магго: «У того, кого ведешь расстреливать, руки обязательно связаны сзади проволокой. Велишь ему следовать вперед, а сам за ним. Где нужно, командуешь «вправо», «влево», пока не выведешь к месту. Там ему дуло к затылку и трррах! И одновременно даешь крепкий пинок под задницу. Чтобы кровь не обрызгала гимнастерку и чтобы жене не пришлось опять ее отстирывать».

Василий Блохин: «Опытный палач стреляет в шею, держа ствол косо вверх. Тогда есть вероятность, что пуля выйдет через глаз или рот. Тогда будет только немного крови, в то время как пуля, выстреленная прямо в затылок, приведет к обильному кровотечению — вытекает больше литра крови. Если убивать по 250 человек в день, то уборка помещения становится серьезной проблемой».