✔ Новый «тигр» или глухая периферия: актуальные дилеммы экономики Армении - «Аналитика»
ПОХОЖИЕ
Национальный политический кризис произошел в Армении на высокой экономической волне. По данным Национальной статистической службы страны, в 2017 году ВВП Армении вырос на 7,5%, до 5,58 трлн драмов ($ 11,6 млрд), хотя в бюджете был предусмотрен рост лишь на уровне 3,2%. Это самая высокая динамика ВВП, зафиксированная в Армении начиная с 2007 года. Для сравнения, в 2016 году ВВП Армении вырос всего на 0,2%.
Основным драйвером роста экономики Армении в прошлом году стал экспорт, который показал рекордный за последние годы прирост — 25,2%, увеличившись до $ 2,2 млрд. Это, впрочем, не сократило хронически отрицательный баланс армянской внешней торговли (импорт, в свою очередь, вырос на 27,8%, до $ 4,2 млрд), однако значительное увеличение экспорта стимулировало рост промышленного производства в Армении сразу на 12,6% за год. Еще более сильный эффект ощутила транспортная сфера — за 9 месяцев прошлого года перевозки грузов в Армении выросли на 40%.
На долю ЕАЭС приходится до 30% внешнеторгового оборота Армении, причем практически весь этот объем составляет торговля с Россией (остальные страны Евразийского союза занимают в ней около 3%). Тем не менее, в докладе Евразийской экономической комиссии «О состоянии взаимной торговли между государствами — членами ЕАЭС в 2017 году» говорится, что Армения уже выступает одним из наиболее активных звеньев евразийской экономической интеграции и эффективно использует ее возможности для повышения конкурентоспособности национальной экономики.
В подтверждение этого в докладе приведены такие данные. За девять месяцев прошлого года стоимостный объем экспорта несырьевых товаров из Армении на рынок ЕАЭС вырос на 47,8%, а общий объем экспорта в страны ЕАЭС за этот период увеличился на 25,8%. В то же время в торговле Армении с третьими странами несырьевой экспорт увеличился на 21,5%, а общий экспорт — на 17,3%, то есть торговля в рамках ЕАЭС имела опережающую динамику. Об этом можно судить даже невооруженным взглядом по полкам продуктовых магазинов в крупных городах юга России, где за последние пару лет присутствие армянских товаров (прежде всего алкоголя и фруктово-овощных консервов) резко усилилось, их ассортимент существенно вырос, а цены на армянские деликатесы заметно снизились. По данным доклада ЕАЭК, за девять месяцев прошлого года поставки крепких спиртных напитков из Армении в страны ЕАЭС выросли на 44,9% в стоимостном выражении и на 29,9% в количественном; также зафиксировано значительное увеличение экспорта свежей рыбы, лекарственных средств, цветов, текстильной продукции, шоколада, вин.
Эти данные убедительно опровергают звучавшие еще осенью прошлого года заявления лидера армянской оппозиции Никола Пашиняна о том, что членство в ЕАЭС создает угрозы для безопасности страны, в том числе экономической. Поэтому, оказавшись в шаге от реальной власти, Пашинян сразу же прагматично сообщил, что вопрос о выходе Армении из ЕАЭС и ОДКБ не ставится.
«В предвыборной программе были заявления о ЕАЭС, и не секрет, что мы голосовали против этого решения. В предвыборной программе говорилось, что в нем содержатся риски. Но одно дело, когда на эти риски смотришь с позиций оппозиции, другое — когда ты во власти. Ситуативная разница в том, что ты можешь обсудить проблемы с коллегами и прийти к общему знаменателю. Мы настроены именно так. Для правильной оценки положения надо отметить одно: я обязан представить собирательную позицию народа, даже стать выше прежний своих заявлений», — сообщил Пашинян 1 мая, отвечая на вопросы депутата от Республиканской партии Айка Бабуханяна.
«Ситуация в контексте революционного движения не влияет на членство Армении в ЕАЭС. Об этом заявляли лидеры протеста, но и без того это очевидно политологам, которые занимаются проблемами политики Армении. В последние годы Армения углубила экономическое сотрудничество с Россией и другими странами ЕАЭС. Это привело к тому, что экономика получила новый динамизм», — комментирует ереванский политолог Грант Микаелян.
Схожей точки зрения придерживаются многие российские эксперты.
Для такой небольшой страны, как Армения, очень важны внешние рынки сбыта продукции и возможность включения в международные производственные цепочки, а учитывая сложные отношения с ближайшими соседями, Азербайджаном и Турцией, роль ЕАЭС для Армении очень велика, отмечает управляющий партнер компании «ФОК (Финансовый и организационный консалтинг)» Моисей Фурщик. По его мнению, пока Армении удавалось занимать в Евразийском союзе достойное место. Например, сейчас именно представитель Армении Тигран Саркисян возглавляет главный исполнительный орган ЕАЭС — Евразийскую экономическую комиссию. В результате Армения довольно хорошо отстаивает свои позиции в отношении прежде всего взаимного доступа на товарные рынки и технического регулирования.
«Вариант мирной смены власти в Армении вряд ли приведет к резкому изменению ее позиций в ЕАЭС, — прогнозирует Фурщик. — Все стороны заинтересованы в развитии интеграции. Возможно, что новое руководство страны даже внесет свежую струю, например, активизировав работу по стимулированию промышленной кооперации, чтобы загрузить дополнительными заказами свои предприятия. Ведь им нужно будет показывать реальные результаты, а рост экономического сотрудничества с Евросоюзом и США — более сложная и долгосрочная задача. Значительные риски несет в себе лишь вариант длительной дестабилизации ситуации в Армении. Если забастовки и блокада транспортных магистралей приобретут перманентный характер, усилятся сомнения в легитимности властей, будут откладываться перевыборы парламента или даже начнется активное применение силы какой-либо из сторон конфликта, то мнение Армении в ЕАЭС заметно потеряет в своем весе, страна может лишиться части позиций в управляющих органах и т. д. Восстановить утраченное будет уже сложно. Есть вероятность, что при таком развитии событий страна вообще выпадет из интеграционных процессов ЕАЭС. Но пока такой вариант представляется малореальным».
«Политический кризис в Армении, несмотря на внешнюю схожесть, отличается от аналогичных событий на Украине, — добавляет доцент НИУ ВШЭ Павел Родькин. — Вопрос о разрыве или качественном пересмотре экономических отношений с Россией, структурами ЕАЭС, Таможенного союза или СНГ не ставится ни одной, даже самой прозападно настроенной политической силой внутри страны. Фактически Армения — это одна из немногих стран постсоветского пространства, которая осуществляет реальную многовекторную экономическую политику, подписав соглашение об ассоциации с ЕС и увеличив товарооборот со странами ЕАЭС, причем в достаточно экстремальных геополитических условиях, что не удалось ни той же Украине, ни Молдавии. Экономические отношения Армении с ЕАЭС до сих пор не носили и идеологический характер. Кроме того, Запад, в первую очередь США, которые являются одним из игроков в закавказском регионе, вряд ли собираются и вряд ли могут повторить грузинское „экономическое чудо“ времен Михаила Саакашвили, вкачивая в экономику Армении дешевые кредиты и финансовую помощь».
Важно подчеркнуть, что неизбежность участия Армении в евразийском интеграционном проекте, предложенном Россией, во многом носит долгосрочный, структурный характер. Армения — страна, бедная ресурсами, имеющая под боком либо враждебных, либо откровенно недружественных соседей и лишенная прямого выхода к морю. Но при этом у нее есть ряд условий для успехов в экономике даже при столь суровых ограничениях.
«Объективно у Армении есть весьма трудоспособное и социально здоровое население исторической Родины и есть патриотичная диаспора с ее капиталами и связями. Такое редкое сочетание просто напрашивается на модель экспортно-ориентированного экономического развития», — отмечает в одной из недавних статей российско-американский социолог Георгий Дерлугьян. По его оценке, список армянских преимуществ во многом пересекается с перечнем факторов, которые экономисты и социологи относят к стартовым условиям Южной Кореи, Гонконга, Сингапура и даже Китая накануне их экономического взлета.
«Когда речь заходит об экономическом чуде экспорт-ориентированного роста стран Восточной Азии, как правило, называется недоступность соблазнов сырьевой ренты; недавние войны и революции, взломавшие традиционную рутину; приток беженцев, потерявших все, кроме своего человеческого капитала; бедное, но организованное и трудоспособное местное население с прочными этническими традициями и семейными ценностями. Наконец, диаспора с её связями и капиталами», — пишет Дерлугьян.
Одним из принципиальных внешних факторов, позволяющих эффективно реализовать такую модель, является наличие открытых экспортных рынков либо как минимум отсутствие серьезных препятствий для вхождения на них. Для Армении главным таким рынком остается Россия, где в принципе отсутствуют антиармянские настроения, а численность армянского землячества только по официальным данным переписи населения 2010 года составляла 1,2 млн человек (седьмое место по национальному составу населения РФ), не считая сотен тысяч трудовых мигрантов. Россия является ключевым участником переговоров по карабахскому урегулированию, под управлением российских компаний находится ряд инфраструктурных активов Армении (железные дороги, электросети) и т. д. Все это хорошо известно и не требует особых комментариев. Очевидно, что любая попытка намеренного разрыва экономических связей с Россией будет иметь для Армении куда более серьезные последствия, чем для Украины, и в армянском политикуме понимание этого явно присутствует.
Поэтому стоит более подробно остановиться на внутренних факторах, без которых невозможен успех экспортно-ориентированной модели экономического развития. «Кто поможет ресурсами образованным армянкам и армянам? — задается вопросом Георгий Дерлугьян. — Евросоюз далеко, и там наступил свой глубокий структурный кризис. В моменты приватной откровенности официальные лица Европы признают, что Болгария в последний момент пролезла под шлагбаум, но такого больше не повторится. Вместо этого будут затяжные бюрократические переговоры о все новых условиях и туманных возможностях ассоциации, как в случае с Грузией, Украиной и вот уже почти пятьдесят лет с Турцией. Упование на внешнюю помощь, увы, есть по-своему опасная иллюзия, поскольку растрачивается время и иссякает политический оптимизм».
В числе необходимых условий запуска внутренних механизмов экспортно-ориентированного роста экономики Дерлугьян называет, помимо транспортной инфраструктуры, прежде всего «ту несколько туманную субстанцию, что зовется институциональной средой». В качестве далекого от Армении, но вполне убедительного примера формирования этой среды он приводит послевоенное японское Министерство интернациональной торговли и индустрии (МИТИ). Эта структура, во время Второй мировой носившая название Императорского ведомства боеприпасов, занималось планированием экспортной экспансии Японии на мировом рынке, работая по всей цепочке от университетов через производственные корпорации до сбытовых сетей.
«Сконструировать подобный механизм само по себе дело не такое уж сложное. Для начала достаточно будет набрать по жесткому конкурсу сколько-то молодых и, отчасти, более опытных специалистов, организовать их и защитить от коррупционных соблазнов достойными окладами, престижным статусом и, не менее важно, идеей национального долга и работы на победу», — пишет Дерлугьян. Другой вопрос, является ли эта задача приоритетной для армянской оппозиции, которая пока действует скорее по знакомому принципу «до основанья, а затем», не конкретизируя свою программу экономической политики после предположительного получения механизмов политической власти.
При этом аналогия между Арменией и азиатскими «тиграми» второй половины ХХ века не выглядит столь уж искусственной. Еще одна, более чем убедительная линия сравнения — это крайне низкий уровень жизни основной массы населения в ряде стран Восточной Азии перед их экономическим рывком. Южная Корея после войны 1950–1953 годов лежала в руинах, а Сингапур, изгнанный из Малайской федерации в 1965 году, вообще не имел никаких стартовых ресурсов, кроме населения.
По прошлогодней оценке МВФ, ВВП Армении на душу населения составляет лишь $ 3511 — почти втрое ниже среднемирового уровня, по соседству с такими странами, как Ангола и Индонезия. Иными словами, Армения — это одна из стран мировой периферии, хотя принадлежность к этому малопочетному «клубу» не является необратимым приговором. Примеров, когда той или иной стране удавалось повысить свой статус в глобальной экономике, достаточно. Однако набор инструментов для выполнения этой задачи весьма ограничен, и шансы на провал, как правило, выше, чем шансы на успех — список стран, для которых попытка вырваться из ловушки отсталости, обернулась «развитием недоразвитости», куда больше, чем стран, у которых «все получилось».
Армения сейчас, в сущности, находится в точке выбора дальнейшей траектории. Начальные условия для движения к выходу из периферийного тупика в стране созданы — это и перспективы, открывшиеся после вступления в ЕАЭС, и определенные элементы той самой институциональной среды: в последней версии рейтинга Всемирного банка Doing Business Армения находится на довольно высоком 38 месте, выше Венгрии, Бельгии, Италии и т. д. Высокие темпы прошлогоднего роста ВВП демонстрируют значительный потенциал экономики с достаточно низкой базой. Возможности для привлечения в национальную экономику капиталов диаспоры, о чем армянские власти говорят уже много лет, выглядят вполне неплохо, но здесь возникает другой типичный для экономик догоняющего развития вопрос: как сделать привлечение капиталов выгодным не только для инвесторов, но и для большинства населения страны?
Под руководством Сержа Саргсяна этот вопрос для Армении явно оставался без ответа, хотя если говорить о перспективах, связанных с вступлением в ЕАЭС, то пока прошло слишком мало времени, чтобы все плюсы этого процесса ощутили на себе не только владельцы компаний-экспортеров, но и обычные граждане. Однако этот же вопрос будет стоять и перед новым руководством страны, причем в еще более остром виде, поскольку оппозиция изначально заявляет о себе как о «народной» власти, апеллируя к идее народного суверенитета, восходящей еще к Великой французской революции. Но структурные ограничения, связанные с периферийным типом экономики Армении, таковы, что буквальная реализация этой идеи на практике может лишь подтолкнуть страну в направлении той самой колеи развития недоразвитости (сам этот термин введен в 1960-х годах латиноамериканским экономистом Андре Гундером Франком), выход из которой крайне сложен. Поддержание высокого градуса уличной политической активности — один из верных путей к превращению национального политического кризиса в экономический, что попросту перечеркнет прошлогодние успехи. Есть ли понимание этих суровых политэкономических реалий у армянской оппозиции — вопрос пока открытый.
«Шанс на эволюционный рост в новое качество появляется только тогда, когда возникает некий оптимум угрозы элитам — не так страшно, чтоб сразу бежать, но достаточно страшно, чтоб заставить действовать коллективно, — комментирует последние события в Армении Георгий Дерлугьян. — Если элитам совсем не страшно под внешней протекцией, то будут просто воровать — это вариант вьетнамского Сайгона до 1968 года, а потом уже было поздно, или Ирака под недавней американской оккупацией».
Николай Проценко
