✔ «Главное на фронте — выжить и помочь другу»: бойцы с передовой юга ДНР - «Аналитика»
ПОХОЖИЕ
В это время многие горожане стремятся выбраться на юг — поближе к морю. Старенькие автобусы, уезжающие с Южного автовокзала Донецка, переполнены людьми, и водители разрешают пассажирам, которым не хватило билетов, ехать стоя, хотя дорога занимает почти три часа. Люди размещаются в проходах, знакомятся друг с другом, едят мороженое, спят, пробиваются поближе к приоткрытому на крыше люку. Те счастливчики, которым досталось место, предлагают подержать вещи обосновавшихся в проходе попутчиков.
В общем, картина получается вполне пасторальной и идиллической, если бы не одно «но» — практически все прибрежные территории, которые контролирует ДНР, находятся в прифронтовой зоне и доступны для обстрелов артиллерии противника.
Коминтерново, Саханка, Безыменное, Широкино — эти «н.п.», как пишут в сухих армейских сводках, располагаются на юге республики, где проходит линия фронта или, как принято говорить, «линия разграничения сил» противников. Даже в автобусе среди гражданского населения встречаются военные — возвращающиеся на фронт после недолгих увольнительных морпехи. Один из них пытается уступить мне место.
«Пожалуйста, садитесь! Мне нельзя долго сидеть, у меня больное колено», — говорит он. И, хотя этот аргумент я нахожу крайне неубедительным, он все-таки настаивает на своем. Оказывается, что больное колено — результат осколочного ранения, которое боец, правда, даже не считает ранением. Врачи говорили, что ему нужно отлежаться, но он отказался. «Мои ребята будут в окопах сидеть, а я стану на кровати с царапиной валяться?», — говорит парень. «Ясон» (это его позывной) из донбасского города Енакиево, воевать пошел после того, как увидел, что от попадания снаряда в школу в Донецке погибли дети. В 15 году участвовал в обороне Горловки и штурме Углегорска, а в 16–17-ом оказался на передовой под Широкино. И именно туда, к себе на позиции, он возвращается сейчас.
Моя миссия тоже не дачная — я еду на юг ДНР, чтобы пообщаться с бойцами на передовой. Еще зимой, в мою прошлую поездку на южный фронт, замполит защищающего южные рубежи ДНР подразделения Юрий «Кадет» объяснял мне, чем значимо это направление для обороны республики, и почему противник концентрирует здесь свои силы, регулярно предпринимая попытки прорывов.
«Из стратегических соображений у нас проще прорвать оборону для того, чтобы пойти вдоль границы — отсечь нас от России, взять в блокаду крупные города, а потом приступить к зачисткам, как у них это принято. В этом смысле на данный момент у нас самое опасное направление», — отмечал тогда Кадет.
На позиции мы отправляемся интернациональным девичьим составом в сопровождении бойцов. Вместе со мной едут еще две журналистки — дончанка Екатерина Катина и француженка Кристель Неан. Они и сами по себе личности незаурядные. Катя до войны работала моделью, затем принимала активное участие в событиях Русской весны, а с началом боевых действий стала успешно совмещать профессию модели и профессию военкора, чередуя дефиле на шпильках по подиуму с пробежками в берцах и бронежилете по окопам.
Кристель оказалась на Донбассе ради того, чтобы рассказать европейцам, что действительно происходит на этой войне. Она говорит, что вначале просто поддерживала Новороссию, продолжая жить в Европе. Однако потом кто-то задал ей вопрос, как она может быть уверенной в своих словах и своей позиции, если не находится на месте событий. После этого француженка, не долго рассуждая, собрала вещи, оформила документы на свою любимую собаку, которую непременно хотела взять с собой, и переехала в ДНР.
Кристель, родившаяся в Париже, полюбила Донецк и теперь уже не хочет возвращаться в Европу. И вот сейчас мы все вместе идем, местами перебежками, по вырытым в цветущей степи лабиринтам окопов, чтобы поговорить с обороняющими южные рубежи ДНР бойцами.
Спрашивать о военной ситуации не очень хочется, потому что она уже на протяжении долгого времени не меняется, оставаясь стабильно напряженной и периодически «имеющей склонность к обострению». На этом участке фронта позиции противников расположены достаточно близко, менее километра, и, если высунуться из окопа, можно даже разглядеть флаг «Правого сектора» (запрещенная в России организация — прим. «NOVOSTI-DNY.Ru»). По словам одного из бойцов, были случаи, когда «правосеки», зная, что военные ДНР не будут вести огонь из-за минских соглашений и отвечать на провокации, включали речь Гитлера, после окончания которой с их стороны начинался артобстрел из всех имеющихся орудий.
Сейчас — затишье, полуденное солнце греет вовсю, о войне напоминает сосредоточенное состояние не доверяющих временному спокойствию бойцов, а еще усыпанная гильзами земля и чернеющие на фоне голубого неба деревья, потерявшие листву из-за обстрелов. Ребята рассказывают, что с той стороны стреляют специально поверху, чтобы как можно больше людей в окопах посекло осколками. Один из военных ведет меня в блиндаж, куда недавно попал снаряд.
Похожий на Че Гевару боец с позывным «Танк» (ему еще с детства дали такую кличку товарищи, потому что он всегда шел напролом, не останавливаясь перед трудностями) объясняет, что военная обстановка находится здесь все время примерно в одной поре.
«Стреляют постоянно. Бывает так, что артиллерия стреляет, либо не стреляет, а все остальное работает регулярно. Конечно, когда подключается артиллерия, уже становится печально. В основном стреляют из 120-х минометов, но также работают „бэхи“, СПГ, АГС, пулеметы, уже давно не работал танк, хотя и такое случается», — рассказывает военный.
Он — русский доброволец, родом из Волгограда. Говорит, что история родного города и подвиг его защитников служат для него вдохновением и на этой войне. «Сталинград показал всему миру, как один маленький город смог не только сопротивляться военной машине вермахта, но и сломить ее. Все, кто приехал сюда из Сталинграда, смогли доказать, что мы были достойны родиться в этом городе», — говорит он.
На Донбасс Танк приехал летом 2015 года. «Начали с Донецка, позже нас перевели в Новоазовск, где мы были распределены на участок фронта от Широкино до Гранитного. Их мы держали около года. Октябрь, Сосновка, Красноармейское… С того момента, как под наш контроль перешло Коминтерново, стоим вокруг него», — вспоминает он.
Боец рассказал, что именно для него стало тем пределом терпения, после которого он окончательно решил приехать на Донбасс. «В 2015 году зимой я смотрел ТВ, и последней каплей для меня оказался сюжет, в котором показали, как в Донецке при ударе „Града“ погибло много гражданских людей. Я представил — что же будет, если и у нас начнется такое? Придет ли кто-то нам на помощь? В итоге мы с ребятами собрались и решили приехать сюда. К тому же у меня уже был военный опыт — я участвовал в боевых действиях в Чечне в 1999—2000 году. Думал, побуду здесь месяца три-четыре, а получилось так, что я здесь уже третий год», — говорит Танк.
Практически в каждом подразделении армии ДНР есть боец с позывным «Одесса». Здесь я тоже знакомлюсь с местным «Одессой». Уточнять, откуда он родом, наверное, будет излишним. Боец попал в ополчение, потому что новая украинская власть не оставила ему иного выбора и иной возможности защищать свои права.
«Сейчас на Украине инакомыслие преследуется законом. Так получилось, что в 2015 году я присоединился к казачеству, участвовал в гражданских, неполитических акциях, но все равно попал на заметку в СБУ. Сначала один раз вызвали, потом вызвали во второй раз. Как правило, если тебя на третий раз вызывают в СБУ, то оттуда ты уже не возвращаешься. Тебе объявляют вымышленную измену Родине, арестовывают, затем через каждые два месяца вызывают на суд и за недостаточность улик снова закрывают на два месяца на дорасследование. Я и подумал, зачем гнить в застенках, если можно присоединиться к единомышленникам. Воюю все время здесь, на юге, мне поближе к морю привычнее (смеется). Начинали с Октября, с Коминтерново и вот сейчас совсем близко стоим к их позициям», — говорит он.
Чуть позже Одесса подходит ко мне и просит: «Напишите, пожалуйста, что я их (нынешнюю украинскую власть — прим.) считаю еврофашистами, а подконтрольную им территорию — временно оккупированной».
Боец «Саур» родом из Башкирии. На вопрос о том, почему он приехал на Донбасс, отвечает коротко — «тут русских начали убивать». Говорит, что за событиями на Украине и на Донбассе не следил вообще, воевать не хотел, но потом случайно увидел по телевизору сюжет, в котором показывали, как в Славянске в детский сад попал снаряд и пострадали дети.
«Именно это стало для меня решающим моментом, после которого я собрался и приехал на Донбасс. Теперь я уже три года здесь. Домой попадал только по ранению. Воевал на „Саурке“ (Саур-Могила — прим. «NOVOSTI-DNY.Ru»), в аэропорту, и так, по мелочи, много мест было, всех не припомню. Позывной „Саур“ дали в аэропорту. Сказали — заслужил. Я выжил там (на Саур-Могиле — прим.)», — говорит он. Самые страшные бои, по воспоминаниям Саура, велись за аэропорт, потому что там погибло очень много людей — и местных, и россиян — добровольцев.
Саур рассказывает, что на его попечении сейчас находится несколько новобранцев. Поэтому я интересуюсь у него, что на войне самое главное для бойца и чему он прежде всего учит своих подопечных. «Выжить. И другу помочь», — отвечает тот, не раздумывая.
Мама Саура одобрила его решение пойти защищать мирных людей на Донбассе. Сейчас она болеет раком, и Саур надеется, что сможет выбраться в небольшой отпуск — проведать ее и остальных родных. «Вы очень на мою племянницу похожи», — замечает Саур, разговаривая со мной.
Пока что он не может отлучиться с фронта — обстановка не позволяет. Буквально неделю назад, по словам Саура, противник накрыл их позиции плотным огнем. «За сутки более 100 прилетов было — чаще всего 120-е со стороны Широкино. По мне прилетели один за одним три снаряда от РПГ. Последний ударил сзади, чуть больше метра от меня. Спасибо рыхлой донбасской земле, только она спасла тогда», — говорит Саур.
Во время общения с бойцами на фронте меня больше всего удивляет то, что за годы войны они не стали жесткими и равнодушными. Мой попутчик Ясон пишет стихи прямо на позициях в перерывах между обострениями. Саур обращает внимание на то, что я по неопытности неправильно надела «броник», и заботливо учит, как его нужно затягивать. Когда говорит о родных или вспоминает товарищей, его голос подрагивает, он заметно начинает волноваться.
Чуть раньше, на другом участке донецкого фронта я познакомилась с художником, который взял в руки оружие, когда на его землю пришел враг, но при этом все-таки остался художником, а не солдатом. И он очень искренне смущается, когда я случайно застаю его на передовой за работой над картиной.
Наверное, сохранить себя бойцам помогает внутреннее понимание того, что истина на их стороне. Эти люди пришли на войну не за острыми ощущениями, не за деньгами, не ради бравады или выдуманных политиками ложных ценностей. Мотивы всех, с кем мне доводилось разговаривать на фронте, очень простые — многие парни из Донбасса говорят, что хотят просто «до дома дойти». «У меня дом в 30 (а может быть в 20 или 40) километрах, а я до него три года не доберусь», — говорят они. Добровольцы из России приходят, чтобы «брату помочь», как в знаменитом фильме про Данилу Багрова.
Общаясь с такими людьми, чувствуя и проникаясь их уверенностью или даже верой, понимаешь, что у той стороны нет шансов. Не потому, что они слабые, а потому, что они — обманутые. Обманутые своими политиками, навязавшими ложные представления и заставившими их сделать первый выстрел. У них есть оружие, военные навыки, у них, несомненно, есть мужество, потому что, по большому счету, на той стороне воюют те же самые русские солдаты, которым, как известно, нет равных на поле боя. Но все это теряет свой смысл, потому что в этой войне правда на стороне восставшего Донбасса, который, несмотря на все трудности и препятствия, выстоит и добьется своего. Думать как-то иначе, когда идешь по жизнерадостной, пусть пока еще и прифронтовой, степи Донбасса после общения с этими людьми просто не получается.
Кристина Мельникова, Донбасс
