✔ «Он не был напыщенным и недоступным»: скульптор Салават Щербаков высказался о памятнике «своенравному» Зурабу Церетели - «Новости Дня»
Edgarpo Сегодня, 13:33 193 Новости дня / Мир / Здоровье / Общество / Видео / Происшествия и криминал / Политика / Интервью звёзд / Чемпионат / Россия / Большой Кавказ / Бизнес / Технологии / Культура / Латинская Америка22 апреля на 92-м году в кругу семьи скончался известный миру художник-монументалист и президент Российской академии художеств Зураб Церетели. Кто был человек, чье имя стало синонимом грандиозности и кто достоин изваять памятник великому скульптору, в интервью об этом мы спросили соратника и коллегу Салавата Щербакова.
Фото: Геннадий Черкасов
тестовый баннер под заглавное изображение
– Он был смелый художник, по-хорошему – своенравный. Много делал, и его творчество само о себе будет продолжать говорить и дальше. Он не был напыщенным, недоступным, важным и казенным. В общении, диалогах с художниками – был веселее молодых, – вспоминает в беседе с «МК» скульптор, народный художник России Салават Щербаков. –
Он был очень отзывчивым к важным большим событиям, чувствовал ритм мира. Он был очень позитивный, очень общительный, очень доступный и добрый. При этом он был человеком большого масштаба, всегда это чувствовал. Общаться с ним было легко, но мы всегда понимали, что он личность большая во всем: и интеллектуально, и по видению мира.
Все время рисовал, на президиумах перед ним всегда лежал блокнот. Он искал, думал, сочинял, и потом это в огромных количествах уже изливал в своих скульптурах. Это мир художника того времени. Он же, собственно, выходец из шестидесятников. Общался и с Вознесенским, и с Мессерером, и Ахмадулиной.
[b]– Как оцениваете детище Зураба Церетели начала 90-х – Российскую академию художеств?[/b]
– Он создал целое пространство для искусства, такую Академию с учетом истории великой русской культуры, и авангарда, и классики, и икон – то есть всего, что в русской культуре есть ценного. Он все это приветствовал и сделал свое дело позитивно. И уже дело за нами, за художниками: сможем ли мы воспользоваться этими благами, этим пространством?
Очень важно, что он создал для искусства и для художников. Он очень уважал слово «творец», и вот он собирал творцов и не препятствовал тем или иным из направлениям. Под его руководством все имело возможность расцветать, как в саду. Всем было комфортно, и дело было уже за художниками, как они хотят развиваться. И это очень важно.
Это пространство для развития, к счастью, уже заложено, и никуда не денется. Он заложил вперед на перспективу эту возможность людям дальше работать и не бояться, смело творчески высказываться. И всегда это было позитивно для искусства, для страны, для русской культуры, для своего места и даже в мировом искусстве. У него везде это было интересно и по-крупному. Большой человек, создавший большую среду для художников.
[b]– Кто достоин делать памятник скульптору Зурабу Церетели?[/b]
– Наверное, есть такие скульпторы. Многие считают, что они могли бы сделать памятник Зурабу Константиновичу, отразив в нем его биографию. Все мы не против, но об этом рано говорить.
22 апреля на 92-м году в кругу семьи скончался известный миру художник-монументалист и президент Российской академии художеств Зураб Церетели. Кто был человек, чье имя стало синонимом грандиозности и кто достоин изваять памятник великому скульптору, в интервью об этом мы спросили соратника и коллегу Салавата Щербакова. Фото: Геннадий Черкасов тестовый баннер под заглавное изображение – Он был смелый художник, по-хорошему – своенравный. Много делал, и его творчество само о себе будет продолжать говорить и дальше. Он не был напыщенным, недоступным, важным и казенным. В общении, диалогах с художниками – был веселее молодых, – вспоминает в беседе с «МК» скульптор, народный художник России Салават Щербаков. – Он был очень отзывчивым к важным большим событиям, чувствовал ритм мира. Он был очень позитивный, очень общительный, очень доступный и добрый. При этом он был человеком большого масштаба, всегда это чувствовал. Общаться с ним было легко, но мы всегда понимали, что он личность большая во всем: и интеллектуально, и по видению мира. Все время рисовал, на президиумах перед ним всегда лежал блокнот. Он искал, думал, сочинял, и потом это в огромных количествах уже изливал в своих скульптурах. Это мир художника того времени. Он же, собственно, выходец из шестидесятников. Общался и с Вознесенским, и с Мессерером, и Ахмадулиной.