✔ У талибов нет намерений переходить Амударью — интервью - «Азия»
ПОХОЖИЕ
14:09
— Российские СМИ в последнее время очень много пишут об усилении влияния ИГИЛ в Афганистане, о переброске туда боевиков из Сирии и Ирака. Насколько это серьезно, как это может повлиять на региональную ситуацию, насколько данный процесс угрожает союзникам России в Центральной Азии?
— Не только российские СМИ пишут об этом, но и заявляют официальные лица. Из МИД, МВД и других структур звучали заявления об усилении ИГИЛ в Афганистане и о том, что эти боевики представляют угрозу Центральной Азии и имеют планы экспорта своей активности в Центральную Азию.
На мой взгляд, ИГИЛ не представляет собой серьезной силы в Афганистане, и тем более в Центральной Азии. На сегодняшний день в Афганистане находится от 1,5 тыс — до 4 тыс. боевиков, которые говорят о своей аффиляции с ИГИЛ. Это так называемая провинция Хоросан, историческая область Ирана, Афганистана, части стран Центральной Азии. У этих боевиков нет серьезной поддержки в Афганистане, они раздроблены: часть из них находится на севере Афганистана, часть — на юго-востоке. Каких-либо планов и, что самое важное, возможностей по экспорту своей деятельности в Центральную Азию у них нет. В этом смысле я не согласен с публикациями и заявлениями российских официальных лиц. Я об этом говорил года три назад, может быть, еще раньше.
На мой взгляд, информация об этом гипертрофирована, да и вообще присутствие ИГИЛ в Афганистане также гипертрофировано. Там есть монополия «Талибана» (запрещена в РФ), потому что «Талибан» — чисто афганское национальное радикальное фундаменталистское движение. Если говорить о радикальной части афганского социума, талибы держат там монополию. Талибов около 20 — 30 тыс., что им могут противопоставить «игиловцы», которых две, три или четыре тысячи? В этих заявлениях я усматриваю какой-то геополитический фактор, может быть, нет серьезного анализа по этому поводу, но говорить об ИГИЛ в Афганистане на полном серьезе я бы не стал — это не серьезная сила там совершенно.
— В последнее время мы видим активные переговоры с представителями «Талибана», которые проводят как американская, так и российская стороны. О чем говорят эти переговоры? Ведут ли они к скорому возврату власти в Афганистане к «Талибану», «капитуляцию» перед талибами?
— Очень хороший вопрос, который задают сейчас практически во всех мировых столицах. Все интересуются, пытаются понять, что происходит в Афганистане. Происходит, на мой взгляд, следующее. В феврале 2018 года президент Афганистана Ашраф Гани выступил с сенсационным заявлением. Он сказал, что надо признать «Талибан» партией, они могут участвовать в выборах и должны стать нормальной политической силой. Фактически это сенсация.
Естественно, это не только его устремление — за этой идеей стояли Соединенные Штаты Америки. Тому есть две причины. В Америке мы видим новую по формату администрацию, которая не видит смысла в продолжении войны в Афганистане. Во-первых, они не видят в этом экономической выгоды — Трамп рассуждает именно так: нет экономической выгоды, одни затраты, зачем нам продолжать войну в Афганистане. Здесь он мыслит, как бизнесмен.
Во-вторых, пришло понимание спустя 17 лет, что они не могут победить военным путем. Если десять или пятнадцать лет назад такие заявления не звучали из официальных уст, то в последние два-три года, например, командующий армией США и НАТО в Афганистане генерал Николсон заявил официально: «Мы не можем победить военным путем». Такие заявления делали и глава Пентагона, глава Госдепа и так далее. Действительно, к американцам пришло понимание, что это тупик, они не могут победить военным путем, и надо как-то менять формат. Сюда наложилась позиция Трампа, что надо проводить политику, которая приносит экономическую выгоду, и начался этот процесс.
Параллельно этому протекают перемены и в самом Афганистане. Движение «Талибан» также изменилось, там сменилось целое поколение людей, которые также поняли, что они не могут победить американцев военным путем. Две противоборствующие стороны: официальный Кабул при поддержке США и «Талибан». Никто из них не может одержать победу. Кабул не сможет контролировать весь Афганистан и победить «Талибан». «Талибан» не сможет взять под контроль Кабул, победить американцев и контролировать весь Афганистан. Было принято обоюдное решение начать переговорный процесс. Он представляет собой попытку найти какое-то согласие между Кабулом и «Талибаном» (когда я говорю «Кабул», это и США), чтобы создать «правительство национального единства», куда войдут и представители «Талибана».
Напомню, что сегодня талибы контролируют 40% территории Афганистана. «Талибан» де-факто является властью в 40% провинций Афганистана: юг и юго-восток, южные и восточные провинции талибы контролируют практически полностью. Они назначают своих теневых губернаторов, судей, управляют этими территориями с экономической, политической и социо-культурной точек зрения. Население там их поддерживает. Идет процесс легализации этой ситуации.
Думаю, что в ближайшие месяцы мы будем постоянно видеть сближение позиций. Это не говорит о том, что есть гарантия успеха — переговоры могут в любой момент сорваться и начнется новая война с большей интенсивностью. Думаю, что в конце года мы увидим серьезные изменения.
— Как к этому процессу относится Россия, как в нем учитываются российские интересы? Самое главное, как к этому относятся региональные игроки: Иран, Пакистан, Индия, Китай?
— Все относятся с большой опаской, потому что процесс находится под полным контролем американцев, по крайней мере, американцы пытаются это сделать и не подпускать к этому процессу страны, которые могут конкурировать с США: Китай, Россию, Иран и Пакистан. Эти страны американцы пытаются выключить из процесса.
В России относятся двояко, потому что Москва еще до этого процесса говорила, что с «Талибаном» нужно разговаривать. Помните этот момент, когда все критиковали Россию, что, мол, с террористами разговаривать. Тем более, что «Талибан» запрещен в России с 2003 года по решению Верховного суда и считается террористической организацией.
В этом плане есть позитив, потому что в России считают, что, наконец, начался процесс и можно хоть как-то чуть-чуть стабилизировать ситуацию. В России считают, что с «Талибаном» нужно разговаривать, без него ничего нельзя добиться в Афганистане. Это позитив.
Негатив заключается в том, что долгое время американцы игнорировали любые интересы Москвы, позицию Москвы, полностью блокировали политику Москвы, но ситуация изменилась — и здесь есть позитив. Американцы это поняли и начали в большей степени привлекать Россию, пошли официальные встречи спецпредставителя президента России по Афганистану Замира Кабулова со спецпредставителем Госдепа по Афганистану Залмаем Халилзадом, американо-афганским дипломатом, который занимается этими переговорами. Можно говорить о том, что есть понимание стратегического направления этого процесса и определенные консультации. В целом ситуация в большей степени позитивная.
Иранцы против, потому что считают талибов своими врагами. Талибы убивали иранских дипломатов на территории Афганистана, это радикальная суннитская организация, а иранцы представляют шиитскую ветвь ислама, лидеры в этом направлении. Они с опаской относятся к этому процессу и ревностно относятся к позиции России в том числе, не понимают, почему Россия пошла именно на это. Ведь Москва тоже долгое время противостояла «Талибану».
Индия также негативно относится к этой ситуации, потому что они рассматривают талибов как радикальную террористическую организацию и проводников интересов Пакистана — главного врага Индии. Они против этого процесса, тоже относятся с опаской, но обе страны вынуждены считаться с этим, потому что процесс ведут американцы, они главные игроки и главное действующее лицо в Афганистане.
Среди стран Центральной Азии наиболее крупный и серьезный игрок — Узбекистан. Он играет определенную роль и пытается здесь проводить политику, которая позволит получать как можно больше экономических, политических и других преференций от Соединенных Штатов Америки. В ряде случаев Узбекистан действует очень умно, тонко и выступает в качестве посредника американцев, с целью получить как можно больше. По просьбе американцев, в Узбекистане была проведена конференция по Афганистану. В этот период был подписан очень серьезный договор по инвестициям между Узбекистаном и США. Это «политика подряда», когда американцы дают подряд региональной стране, она выполняет какую-то политическую активность, и за это получает что-то от Соединенных Штатов Америки. На мой взгляд, Узбекистан с точки зрения своих национальных интересов действует очень умно, дипломатия узбекская достаточно тонкая.
Что касается Таджикистана и Киргизии, то я бы не сказал, что они играют какие-то серьезные роли.
Пакистан является главным спонсором «Талибана». С одной стороны, ему выгодно усиление «Талибана», но Пакистану также нужно, чтобы «Талибан» оставался под его полным контролем. Если это удастся сделать, Пакистан будет за этот процесс. Если американцы начнут каким-то образом уменьшать влияние Пакистана на «Талибан», то Пакистан в любой момент может попытаться сорвать этот процесс и сделать так, чтобы радикальная часть талибов вышла из этого процесса, и возобновилась активная фаза гражданской войны.
— Если «Талибану» удастся прийти к власти или войти во власть, он ограничится лишь территорией Афганистана или у лидеров движения есть какие-то планы по расширению сферы влияния на сопредельные страны? Я в первую очередь имею в виду Центральную Азию.
— Есть разные точки зрения, но я убежден в том, что «Талибан» — исключительно внутриафганская сила, никаких аппетитов на экспорт своей деятельности на сегодяшний день у движения нет. На мой взгляд, «Талибан» не пойдет в Центральную Азию и Иран ни при каких обстоятельствах. В Пакистане они и так есть, их семьи живут там. Они спокойно пересекают границу. «Талибан» не ставит целью экспорт терроризма и радикализма в Центральную Азию.
— Кроме «Талибана» и аффилированных с «Исламским государством» (ИГИЛ) вооруженных групп есть и другие организации на территории Афганистана, например, «Исламское движение Узбекистана» (ИДУ — запрещена в РФ). Насколько сильны их позиции, что от них ожидать во всех этих процессах? Насколько я знаю, они усилились на севере.
— Последние данные, которые давала ООН (я уже не помню), на территории Афганистана находится около двадцати террористических организаций. Там есть и представители «Исламского движения Узбекистана» — оставшаяся часть, хотя эта группировка уже практически перестала действовать, ее просто уничтожили те же талибы. «Исламское движение Туркестана» (запрещена в РФ), там есть представители «Хизб ут-Тахрир» (запрещена в РФ), часть боевиков, которые говорят о своих связях с ИГИЛ, и так далее. Есть небольшие группы, чья цель — Центральная Азия, в том числе экспорт экстремизма туда с территории Афганистана, но они, во-первых, малочисленны, во-вторых, не оказывают серьезного влияния на афганскую политику. Надо понимать, что монополия на радикализм в руках «Талибана», он может расправиться с любой террористической организацией на территории Афганистана без каких-либо проблем. Власть на 40% территории у «Талибана», это самая мощная экстремистская радикальная группировка в мире. ИГИЛ не может сравниться с талибами даже в самом мощном своем состоянии — образца 2014 года.
— «Исламского государства» уже нет…
— Совершенно верно, фактически уже нет, а на территории Афганистана есть от двух до четырех тысяч боевиков разных национальностей, которые говорят, что они ИГИЛ, получают какие-то деньги за это и пытаются что-то сделать.
Безусловно, угроза Центральной Азии со стороны Афганистана есть, но она не такая уж катастрофическая, с ней можно работать — бороться, договариваться в том числе с талибами, чтобы они купировали эту угрозу. У талибов нет намерений переходить реку Амударья и идти в Центральную Азию.
— Российские официальные лица очень много говорили, что после того как американцы пришли, резко выросло производство наркотиков, и отмечали, что при «Талибане» оно было минимальным. В этой сфере чего ожидать? Если талибам удастся войти во власть, можно ли ожидать уменьшения наркотрафика, который идет в основном в Россию?
— Это правда: после талибов производство наркотиков увеличилось в 40 или 44 раза, в зависимости от урожая — каждый год он разный. Сложно сказать. Я думаю, что серьезных изменений в ближайшие годы здесь не будет, потому что наркотрафик — закрытая вещь, сложно делать анализ и давать прогнозы. Я думаю, что не изменится — он будет по-прежнему очень высоким.
Беседовал Айк Халатян
